Теодор Гризингер
Шесть лет на Шпицбергене

Первооткрывателем острова Шпицберген, самой северной земли в мире, был англичанин сэр Хью Уиллоби, прибывший туда в 1533 году в поисках убежища; только он нашел там землю совершенно бесплодной, а климат настолько убийственно холодным, что объявил это место совершенно бесполезным. Много лет спустя, в 1596 году, голландские капитаны Баренц и Корнелиус Най снова пришли к этой земле – они часто называли ее Гренландией, потому что считали, что она граничит с Гренландией на севере, – и в их отчете также говорилось, что это не что иное, как сплошная масса скал, песка и льда, снежных деревьев, кустарников, снежной травы. Совсем рядом они наткнулись на огромное количество китов, и казалось, что эти животные выбрали Шпицберген своим любимым местом.
Конечно, доклад по этому поводу вызывает в Голландии чрезвычайное воодушевление, поскольку стоимость каждого взрослого кита составляет несколько тысяч флоринов. Шпицберген казался не чем иным, как источником золота, и в первые же годы после этого богатые торговые суда целыми флотами отправлялись в холодное Эльдорадо, чтобы добывать китов. Но так как добыча оказалась чрезвычайно прибыльным делом, а голландцы приносили огромные суммы, то очень скоро явились англичане и заявили, что земля, прилегающая к Вире, принадлежит им, потому что она была открыта одним из их соотечественников.
С совершенно одинаковыми претензиями выступили и датчане, заявив, что они, как жители Гренландии, также имеют право на Шпицберген, который, как считалось, частично и был Гренландией. Четвертые же, которые предоставили голландцам свободу передвижения по стране, были из Бискайского залива, что в портах Северной Испании. Спор очень скоро перерос в ожесточенную войну, и особенно ожесточенно голландцы и англичане начали выступать друг против друга.
В конце концов, однако, в 1617 году, после того как военный переворот вскоре укрепил власть, различные партии пришли к выводу, что будет лучше, если они мирно разделят между собой права на Шпицберген, потому что китов было так много, что в споре не было и необходимости, голландцы считают своим главным местом сбора остров Амфтердам, расположенный на западном побережье, и заливы, расположенные на первом берегу, а англичане – Белл-Зунд и некоторые другие, более престижные заливы в Бефице. В междуречье между ними обосновались датчане и норвежцы, и, наконец, бискайцам, которые были покорными или, скорее, беспомощными, пришлось довольствоваться несколькими небольшими стоянками к северу от острова.
Голландцы, по-видимому, были сильнее всех, потому что их заливы буквально кишели китами, и животные тогда были настолько, если можно так выразиться, невинны, что не боялись людей и охотно соглашались на удары гарпунеров. Кораблям ничего не оставалось делать, как спокойно встать на якорь в каком-нибудь из рыбацких фьордов и отправиться на поиски добычи. После нескольких часов охоты на китенка или двух китов добычу доставляли на берег и там готовили в больших количествах жир, чтобы сразу же погрузить в бочки и доставить на корабль. Но для того, чтобы торговля была не только сезонной необходимо было постоянное поселение, которому дали название “Шмеренберг”, и в большом количестве установили там необходимое оборудование для перевозки грузов. В результате почти все голландские корабли бросили здесь якорь. Подумайте только – сто восемь и восемь кораблей, каждый из которых имел экипаж по меньшей мере в пятьдесят человек! Разве не должна была пробудиться жажда спекуляций и зародиться великая мысль построить здесь, в Шмеренберге, заведение, в котором можно было бы развлекать матросов, офицеров и унтеров после проделанной работы? ……
Только не все колонии процветали так радостно, как голландские. Не хватало им собственных водных ресурсов, отчасти потому, что ни одна из них не могла стабильно существовать даже несколько месяцев, с самого начала ведя только спокойную и беззаботную жизнь. Да, несколько десятилетий спустя они должны были вернуться, и дать прекрасное название Фэрхейвен. – это по-немецки “прекрасная бухта”.
Правительство сделало все возможное, чтобы поднять поселение в самом начале. Чтобы доказать, что в этом порту можно спокойно находиться круглый год, а не только летом. Британское министерство пообещало в течение года выселить из Вольстана большое количество преступников, приговоренных к пожизненному заключению……
……….они единодушно заявили, что предпочли бы повеситься в Лондоне, чем замерзнуть на Шпицбергене.
Кстати, спустя столетие Шмеренберг пришлось тоже полностью покинуть. А именно, преследуемые охотниками киты, которых тогда ежегодно убивали 3 тысячи, усвоили, что люди – их смертельные враги, и, чтобы избежать преследований этих людей, покинули эти места.
Теперь, однако, место, на котором располагалось процветающее поселение, вряд ли можно было бы определить, если бы не множество могильных плит………..
В середине 17-го века голландским морякам предложили отправиться на Шпицбергене. Им предоставили все необходимое для выживания: обеспечили их продовольствием, дровами и даже элем. Это могло помочь им пережить зиму. При этом они должны были пообещать, что в течение многих дней будут вести дневник. Поначалу все шло хорошо, и до середины срока они часто оставались с хорошим настроением; только когда 20-го числа того же месяца солнечный свет полностью исчез, им стало так холодно, что они с тех пор крепко заперлись в своей хижине. Бедняги считали это лучшим средством сохранить свою жизнь, и все же именно в этом и заключалось начало их гибели.
Тот, кто вел дневник, дрожащей рукой записал: “Наши силы на исходе, мы распластались на неубранных кроватях, и мы все хотели бы поесть, если бы только Гинеру удалось разыскать Фича, чтобы принести еды и дров… Мы от боли и усталости не в состоянии пошевелить ни одной конечностью. Поэтому мы стойко, сложив руки, молимся Всемогущему Богу, чтобы Он даровал нам жизнь, ведь мы не сможем долго жить без пищи и тепла. Никто не в состоянии помочь другому, и каждый переносит страдания, как мог”………..
С этого времени прекратились все попытки основать постоянные поселения на Шпицбергене.
Но сто лет спустя все же были получены доказательства того, что люди могут прожить в горах Шпицбергена, и не только в течение одной зимы, но и во время долгих, долгих лет.
Случилось это в 1743 году, когда один русский купец снарядил в Архангельске небольшое судно, которое должно было отправиться к берегам Новой Земли на ловлю моржей и тюленей. Эта лодка, как и все другие лодки подобного типа, была очень прочной конструкции и имела достаточно средств к существованию, а также все необходимое для такого плавания. Кроме того, в его экипаже были опытные матросы. В конце июля корабль отправился под парусом, предвкушая будущую радость от возвращения домой. Однако за этим последовало совсем другое. Как только лодка вышла из Белого моря и вышла в океан, она была захвачена сильным штормом, так как не смогла удержать курс, по которому шла, и увидела, что ее с невиданной силой унесло далеко на северо-запад. Следствием этого стало то, что уже на девятый день стали видны частые берега Шпицбергена. Береговая линия, даже в разгар лета, редко бывает полностью свободна от приливов, и там гораздо опаснее, чем на западном побережье, до которого Гольфстрим прекрасно действует, когда он простирается в южном направлении. ……Толстый лед все больше собирался в мощные глыбы, пока, наконец, не заточил лодку со всех сторон. Это было ужасно пугающим. Течение под землей все больше и больше приближало берега, на которых не было воды, и, наконец, берег был настолько плотно закрыт огромными глыбами, что невозможно было даже пошевелиться. Положение было теперь чрезвычайно опасным, так как в любой момент можно было ожидать, что айсберги разобьют корабль. Поэтому капитан немедленно собрал всю команду, чтобы обсудить, что следует предпринять в первую очередь.
Старший штурман по имени Алексис Химков вспомнил, как слышал, что несколько лет назад команда моряков, оказавшаяся в таком же отчаянном положении, зимовала на острове и осталась их хижина. Если это так, как я имею основания предполагать, – заявил штурман, – то, пожалуй, самое разумное было бы немедленно переправить на берег все наши запасы, одежду, снаряжение, оружие и боеприпасы, поскольку, без сомнения, нам ничего не останется, кроме как подготовиться к зимовке.
…….и после короткого совещания все, и капитан, и команда, безусловно, согласились с ним, потому что с каждым мгновением положение корабля становилось все более и более опасным.
Под руководством Химокова было решено переправить команду на берег, чтобы добраться до хижины…. Штурман вызвал добровольцев для разведки. Вызвались трое – Степан Шарапов и Федор Верегин, Иван Химков, племянник Алексиса, который по силе и смелости был равен двум другим, а по ловкости даже превосходил их. Из-за этих троих Алексис Химкоф решился на высадку, это была такая смелость, и такой невероятный риск, самый ужасный какой только может быть!
Нельзя было останавливаться на ночлег, потому что весь путь, который мог бы занять около часа, нужно было проделать до темноты, потому что от корабля до острова дорога шла непрерывной чередой. Под водой море мелких осколков, когда волны, гонимые течением, сталкивались друг с другом, и вскоре образовались высокие горы…. Между горами и долинами то и дело натыкаешься на широкие зияющие щели или на неприметные отвесные стены, преодолеть которые можно было только большими обходными путями, и невольно думаешь, сколько ярости, ловкости и полного расцвета было у матросов? …..отправляясь в путь, четверо мужчин, чтобы легче передвигаться и прыгать, взяли только самое необходимое, а также только то, что было нужно, чтобы приготовить рыбу “по-человечески”. Под этим следует понимать следующее: завернутый вместе с пороховым рожком с двенадцатью зарядами топор, небольшой походный котелок для приготовления пищи, муки двадцать фунтов, нож, ящик для трута и засыпанный в него полный коптильный табак.
Я молчу об опасностях, с которыми им пришлось столкнуться на пути, и довольствуюсь тем, что всего через несколько часов они вышли на этот ужасающе неземной берег целыми и невредимыми. Они немного отдохнули, потому что очень устали, затем погрузили несколько коряг, валявшихся на берегу, и после этого спокойно отправились в путешествие. К вечеру они случайно обнаруживают хижину, о которой шла речь, и которую, как они надеялись, приготовят для зимовки. Как они благодарили Бога!
В длину хижина была тридцать футов, в ширину – восемь, высотой примерно в десять футов. Находилась она в добрых двух милях от того места, где стоял корабль.
Интерьер жилища не был изысканным, потому что в нем не было окон или оконных проемов, только небольшое отверстие в верхней части крыши, обеспечивающее хоть какое-то освещение. Было огорожено помещение, которое могло служить как кладовая, или могло быть использовано как обычная гостиная и спальня.
Да, многие из тех, кто читает это, сочтут совершенно невозможным провести хотя бы одну ночь в подобном жилище. Один только штурман и три прекрасных товарища, как уже говорилось, веселились как дети, глядя на сырой бревенчатый домик.
Конечно они радовались, ведь они теперь знали, что не замерзнут, так как задняя комната, куда не мог проникнуть холодный воздух, давала им достаточную защиту от ветра и непогоды; но они должны были обязательно вернуться, чтобы перевезти сюда запас провизии, который был рассчитан более чем на один год. …….
Конечно, в тот же вечер им не удалось вернуться на берег, так как дважды проделать этот опасный путь по дрейфующему льду в один и тот же день было далеко не по силам. Они зажгли небольшой костер из нескольких коряг, приготовили из принесенной муки ужин, а затем разложили его на полу в саду своей новой квартиры, чтобы укрыться от ужасного штормового ветра, который завывал снаружи, и отдохнуть. Наверное, они плакали от радости, которую почувствовали бы их друзья, когда им сообщили радостную новость о найденной хижине, и эти слезы вызывают у них сильнейшее чувство восторга! Кстати, на другое утро они даже не потрудились приготовить себе горячий завтрак, как можно раньше отправились в путь, чтобы не оставлять своих друзей больше в заботах. После нескольких часов блужданий они оказались в том же месте, в котором они ступили на землю накануне; но – небо и земля – куда же они попали? Они протирали свои глаза, чтобы рассмотреть местность. Посмотрите, – они посмотрели направо и налево, – судна нет!
Возможно, что они ошиблись в пути, но нет – они не ошиблись, это было, несомненно, совершенно правильное место, но – корабля больше не было! Они бегали по берегу вниз и вверх, вглядываясь в даль – корабль был и оставался пропавшим без вести!
…………
Они одни жили и дышали, но разве им не было от этого хуже, чем лежащим на дне морском товарищам, которые уже преодолели боль смерти?
На берегу стояли бедные и отверженные от Бога и мира, без одежды, за исключением той, что была на них с самого начала, без еды – за вычетом нескольких фунтов муки, которых едва хватало на несколько дней; без воды – вскоре после того, как две бутылки, привезенные с собой, были осушены; без инструментов! Кроме того – где они находятся? На земле, на которой не было ни деревьев, ни кустов, ни плодов, ни цветов, ни мелкой травы – нет, на которой не было ничего, кроме, самое большее, в разгар лета мягкого мха и лишайников! На берегу, который почти несколько месяцев опоясывал вечный океан, и на его берегах было только несколько скал, по которым можно было бежать в случае чрезвычайной ситуации. Штурман заблудился! Разве это не было поводом для сомнений?
Но человека, у которого сердце на правильном пути и которому Бог оставил здоровую порцию мозгов, и я должен сказать, что эти четверо мужчин отнюдь не были одними из тех, кто размахивает руками и воет… Для того, чтобы выжить, три младших матроса, согласились назначить Алексиса Химкова своим главой и присягнули добровольно ему, дав клятву.
……………..
Доски и куски обшивки они собирали с особой тщательностью, чтобы заново отделать или, если хотите, обшить панелями четыре внутренние стены хижины для прочности.
Наконец, я добавлю, что в середине задней комнаты, прямо под отверстием в крыше, они уже давно построили печь из гладко обработанных морем камней. ……Теперь они могли жить, не замерзая, и, кроме того, они ели каждый день.
Но наступил очень тяжелый день для матросов, день, который едва не закончился гибелью. Вероятно, через два месяца после их высадки на Шпицберген, в середине октября, когда солнечный свет уже собирался полностью уйти от них (потому что в северных районах, неизвестно почему, солнце часто не заходит с конца февраля до конца февраля, и тогда была бы полная ночь, если бы не луна и солнце), после того, как они закончили свой скромный обед, состоящий из двух блюд, когда они услышали над своими головами устрашающий рев, и крыша задрожала до основания. Они молча уставились друг на друга, и только что казалось, что ужас парализовал их языки; но уже через мгновение их капитан схватил нож, и остальные трое сразу же подражали его действию. Когда он помахал ему, Иван взобрался ему на плечи, чтобы выглянуть из дымовой трубы, в одной только шляпе.
“Мы поступили глупо, – пробормотал он, наконец, – если бы мы прислонили большую ель, которую вчера притащили сюда с пляжа, вертикально к земле…”. Но то, что произошло, уже произошло, и пусть ничего уже не изменить, но, возможно, все будет хорошо.
……. он вытащил шест длиной, наверное, пятнадцать футов, который они нашли в бухте вместе с другими обломками корабля, втащил его в гостиную и поднес один конец к ярко разгоравшемуся огню…..конец шеста скоро загорится и превратится в раскаленный уголь.
Иван, – говорит Химков, – возьми мушкет, но не для того, чтобы стрелять, а чтобы бить прикладом, потому что у нас осталось всего шесть выстрелов, и мы должны беречь их на крайний случай. Ты, Феодор, вооружайся для той же цели, и мы оба, Степан и я, берем этот жезл в качестве оружия. Как только мы выйдем из дома, вы двое, как можно быстрее, валите еловое дерево на землю, чтобы срезать ветки с крыши, а мы оба протыкаем длинным горящим прутом…. И, надеюсь, нам все удастся.
План был хорош, и вскоре все было готово к исполнению. Иван и Федор с силой прижали ель и им действительно повезло, опрокинуть его; только в их походе не может быть ни одного медведя, которому, без сомнения, удалось бы поймать выходящего из джунглей хозяина.
…………….
Эта ужасная битва закончилась полным поражением животных, и осознание победы над грозным противником подняло мужество наших четырех героев до такой степени, что с тех пор они больше никогда не опускали его. Тем не менее, несмотря на это, Химков все еще придерживался совершенно единой мысли, что им необходимо иметь оружие, если они хотят снова одержать победу, и вообще они должны быть вооружены. Хозяева хотели жить в некоторой безопасности, потому что выстрелы из лука, которыми они владели, должны были быть сохранены любой ценой, чтобы убить бегущих животных, когда запасы мяса у них кончатся.
Но сначала надо было помочь другу Федору, у которого в результате полученной тяжелой раны сильно распухли руки. Они перевязали его, как могли, и приготовили для него из мха довольно мягкое место. Но потом, когда они стали усердно снимать шкуру с двух убитых животных и добавлять их мясо к прежним припасам, они невольно заговорили о предмете, о котором шла речь, и еще об одном, не менее важном для них. А именно, когда разделывали медведей, оказалось, что под шкурой у них был жир толщиной в дюйм, и, увидев это, Химков внезапно подумал, а не использовать ли этот жир, чтобы поддерживать постоянно горящую лампу. До сих пор в гостиной было темно, если в очаге не разжигали дровяную печь, а на окнах, когда они это делали, рассеянный свет был недостаточно ярким, чтобы можно было хорошо видеть. Кроме того, им приходилось постоянно жить в мучительном страхе, что однажды они могут быть полностью лишены возможности согреться при чрезвычайно малом запасе трута, которым они располагали, и тогда им ничего не оставалось, как ужасно замерзнуть. Но разве все это не исчезло бы, если бы им удалось создать вечную лампу?
Отсюда видно, как изобретательна сила человеческого разума и как с помощью самых жалких средств делаются возможными вещи, которые при обычных обстоятельствах показались бы совершенно неприемлемыми. Еще более поразительно это проявилось, когда четверо мужчин приступили к изготовлению оружия.
Одному из них пришла в голову мысль, не могут ли различные крючки и гвозди, найденные в нескольких досках, каким-либо образом помочь им. Эта идея была сочтена слишком восхитительной, чтобы они не смогли немедленно применить ее на практике. Здесь, на Шпицбергене, изготовление было сложнее, чем в привычной для них среде, потому что тонкие палки приходилось вырезать из толстых досок с ужасающим трудом и под руководством Химкова. Наконец, с некоторыми из них все-таки разобрались, но … что такое копье без серьезной защиты? Могли ли они когда-либо охотиться на белых медведей без остроконечных предметов? Нет, конечно, нет, только как здесь помочь бедным матросам? Конечно, на ум им пришли ногти, которыми были у медведей……..
Это было единственное оружие, которое они изготовили; однако после недолгих раздумий они пришли к выводу, что этого недостаточно. В течение многих месяцев, когда солнце не позволяло глазу смотреть, лисы беспокоили матросов. Их норы были в стороне, но, лисицы, даже голубые (песцы), без сомнения, охотились, потому что их привлекало мясо, развешенное на хижине. Копьем их, конечно, не возьмешь! Однако, кроме корней поваленных деревьев, было несколько таких, которые имели почти форму лука, а вываренные медвежьи сухожилия обладают необычайной эластичностью, что подходило для изготовления тетивы. По правде говоря, изготовлять стрелы было настоящим затруднением для тех, кто умел делать только копья. Так они придумали свое второе оружие, лук с отверстием. Да, матросы отваживались ловить рыбу своими стрелами, когда чайки и утки ловили рыбу в летние месяцы на берегах, и несколько сотен морских котиков были убиты ими.
Судя по всему, все четверо мужчин отнюдь не испытывали недостатка в работе, и, по правде говоря, они ни на один день не оставались без дела. Тем приятнее порадовать их ночным отдыхом, когда они возвращаются в хижину изрядно утомленные. И только благодаря жажде жизни люди были избавлены от той ужасной болезни, жестокую силу которой я описал во второй главе, я имею в виду цингу. ……….
……………….
Вспомните, наконец, об условиях охоты, когда во время своего первоначального пребывания на этой пустынной равнине они убили в целом не менее двухсот пятидесяти одного оленя, а также тринадцать медведей и сто двадцать пять лисиц! Правда, дело было даже не в этом, потому что в конце концов возникла потребность в новой одежде! Как мы знаем, на них был только костюм, который они надевали, когда сошли на берег. Их ожидания, несомненно, были связаны с оленьими, медвежьими и лисьими шкурами, которых здесь много, как, впрочем, и других шкур. Но как работать без ножниц, игл и ниток?
Ножницы можно было сделать из костей рыбы, а вместо нити сухожилия животных. Им удалось прикрепить маленькие, довольно твердые осколки кости к камням в форме швейной иглы и просверлить в них отверстие в глубине с помощью раскаленного железа на верхнем конце. Так и пошло! Правда, швейных игл, как у местных ганзейцев в ремесленном производстве, не было, а были очень длинные и толстые, как гусиные лапки; сама по себе нить тоже была не особенно тонкой и совсем не подходила для ткани, которую им приходилось обрабатывать. Кстати, как они хотели начать шить одежду, выяснилось, что шкуры диких животных в сыром виде были слишком тугими, негибкими и жесткими, чтобы их можно было сушить до их первоначального состояния. Скорее, их нужно было сначала обработать или, по крайней мере, сделать гладкими, но – как, как? Они сначала довольно умело соскребали волосатую часть шкур ножом, а затем в течение нескольких дней натирали выделанные шкуры медвежьей шерстью. Однако работа стоила больших усилий и не менее значительного вклада, но, наконец, привела к достижению цели, и это было главным. Теперь, когда дела пошли на лад, следовало приступить к пошиву одежды, и вскоре наши четверо мужчин красовались в костюмах, которые, хотя и были редкостью, но гораздо лучше подходили для такой страны, как Шпицберген, чем их рваные матросские куртки и облегающие платья.
Перья убитых птиц использовались для того, чтобы сделать постели более мягкими на ночь, а медвежья шкура использовалась в качестве изгороди. Так, в середине лета можно было ловить разных мальков, чтобы потом полакомиться ими в качестве гарнира к жареному медведю или, что называется, к жареному мясу. Им было известно, что в июле и августе в расщелинах скал на пляже гнездились чайки, утки, гуси и другие птицы, здесь было что посмотреть, выбор был за ними. Они начинали с изогнутых гвоздей, которые использовали для ловли рыбы, различных рыб, и ели их либо нарезанными сырыми в виде салата, либо нарезанными на кусочки, чтобы потом съесть их руками, как хлеб. ………
Химков по своему многолетнему опыту знал, что на шельфе Шпицбергена появляется много рыбаков, занятых рыбной ловлей. Это навело их на мысль уже на второе лето попробовать, нельзя ли продвинуться по суше через остров к побережью, потому что, если им это удастся, они могли рассчитывать на то, что какой-нибудь китобойный охотник на них наткнется.
После нескольких неудачных походов в глубь острова стало ясно, что такой поход просто невозможен. Поистине, они должны были обладать природой камней, чтобы перелезть через невысокие скалистые горы с их крутыми вершинами, покрытыми вечным снегом, и, кроме того, как они хотели, не сломав шеи, преодолеть множество выемок, ущелий, расщелин и впадин, которые образовывали пространство между горами? Конечно, это никогда не происходило, а если бы и происходило, как бы они хотели жить и питаться в этом мире, который состоит только из льда, снега и черной земли?
………………………
Поздней осенью 1744 года матросы приступили к исполнению своих авантюрных устремлений.
Авантюристическим именно его и следует называть, поскольку в качестве строительного материала у них не было ничего, кроме партии балок и досок из обрезанных досок,
Можно ли найти во всем мире мастера по изготовлению ружей, который считал бы возможным использовать жалкие гильзы, чтобы выровнять даже малейшую деталь? Однако наши четыре героя не унывали, они приступили к работе под руководством Алескиса и не расслаблялись, даже когда казалось, что это была совершенно напрасная затея. Кстати, следует отметить, что они продвигались вперед только в течение долгого времени, и только в конце 1745 года, то есть после напряженных периодов в течение всего года, еще не был закончен даже остов корабля. И, наконец, к середине июля 1746 года базовая лодка была почти готова. Конечно, специалисту по строительству кораблей пришлось бы много, слишком много потрудиться над ним, и сам Химков не скрывал, что ни в коем случае нельзя назвать совершенно надежной собранную лодку. По этой причине четыре героя с немалой гордостью решили немедленно провести эксперимент с этим судном, главным образом для того, чтобы выяснить, что еще нужно и как восполнить недостатки. Шпицберген почти круглый год окружал лед, но его можно было увидеть с ближайшей возвышенности, так как морские волны свободно плыли дальше от суши, и чтобы добраться до открытой воды, лодку нужно было нести на приличное расстояние. ……… Чаще всего они стояли у воды, но не на полностью свободном ото льда берегу, в том месте, где изломанный берег разделялся на множество кусков, и поэтому нужно было наблюдать за самой большой боровой елью, раскаленные льдины обжаривают, чтобы они утонули. Лодка поплыла, когда ее опустили в воду; она поплыла, как здорово! Матросы один за другим, влили в себя пиво. С собой не было еды и почти ничего другого, что могло бы облегчить судно, потому что перед этим нужно было испытать прекрасные грузоподъемные материалы.

……………..Ивану доверили заряженный мушкет, потому что нельзя было знать, что из этого выйдет. Так они отплыли и довольно весело пошли по воде; только – о горе – едва рыба вынырнула из волн, как она уже начала плескать воду. По-видимому, несколько досок не были плотно приклепаны друг к другу. Итак, они повернули назад, и двое из них своими шляпами выгребали набегающую воду, а остальные ушли к хижине. Но Боже мой! В воде плавала большая жестяная банка, а в начале пути был огромный медведь, который, по-видимому, выпустил ее из рук. Конечно, большинство из них немедленно перебежали на другую сторону, чтобы пройти мимо; медведь с головой окунулся в море и, страшно гудя, греб по волнам, несущимся им навстречу с необычайной быстротой. Матросы напряглись; медведь приблизился к ним на секунду и начал нападать с величайшей свирепостью, очевидно, намереваясь разбить лодку. Двое из них, которые до сих пор находились в хижине, бросили свои боевые действия из-за более неотложной опасности и сильно ударили медведя веслами по канату. Это еще больше усилило его ярость. Да, ему даже удалось забраться одной из своих огромных лап на край лодки. Опасность была бесконечно велика; тут Федор вспомнил, что Химков все еще находился справа от того типа, которого он взял с собой, правда, в совершенно другое место, и нанес тот же страшный удар, одновременно крича. Матрос ничего не понял, потому что медведь, скорее всего, выбросил Химоква за борт одним ударом своей лапы; Иван тотчас же выстрелил, целясь точно в цель, но медведь не затонул, а с поразительной быстротой подплыл обратно к лодке и в то же время с размаху врезался в нее, почти до краев наполненную водой. В мгновение четверо наших героев были погребены под морскими волнами на последнюю минуту, все без исключения были хорошими пловцами, и вскоре они снова поднялись на поверхность и спасли Федора на твердой поверхности.

Лодка, над которой мы работали целых два года, разбилась на отдельные части, разбросанные по всему миру, это потеря для всех!
Им пришлось похоронить надежду на то, что они смогут добраться до западного побережья Шпицбергена. Это был один из двух тяжелых случаев утраты. Вторая утрата – их друг Федор Верегин, который получил ранение в результате медвежьей схватки. Рана долго не заживала, и когда, наконец, зажила, на груди у него было так тяжело, как никогда. Они любили его, как брата, и заботились о нем, как о своем общем ребенке, только вся любовь и участие не помогали. Кроме того, он испытывал невыразимое чувство тоски по родине, и не было удивительно, что его силы постепенно истощались. Приближалась весна 1749 года, Федора закопали в расщелине скалы – было невозможно выкопать настоящую могилу из-за промерзшей земли – на берегу моря, откуда он часто смотрел вниз, мечтая о спасении. Они приветствуют его, не произнося ни слова, не произнося ни слова скорби, но сдерживать эмоции, которые испытывали матросы, выше моих сил. К кому из нас придет очередь следущим, “мои друзья погибли в молодости”, и кто в итоге останется один, похоронив всех остальных?”
Увы, это были плохие дни, те самые дни, которые последовали за смертью Федора Верегина, и эта напряженная деятельность…
Но путь к спасению был для них ближе, чем они думали или даже смели мечтать. Именно потому, что прошло целых шесть лет, несмотря на самые пристальные наблюдения, они, наконец, оставили всякую надежду когда-либо увидеть корабль.
Случилось так, что 15 августа 1749 года, когда Иван Химкоф, самый молодой из них, заметил своим острым глазом в открытом море сине-белую точку; поначалу это было похоже только на крачку или чайку, но вскоре этот находчивый парень разглядел парус. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди от радости от такого открытия, но он сдержался.
“Я должен, – думал он, – заранее убедиться, правильно ли я увидел, чтобы потом нас не постигло разочарование и не стало еще более мучительно”. Поэтому, чтобы уточнить, он побежал в гору с ловкостью, как будто это была ровная дорога, в одиночку. Поймите же, он не ошибся: это был корабль, несущийся под всеми парусами! Кстати, о том, как он снова спустился через скалы, чтобы передать сообщение обоим друзьям – он летел больше, чем ходил! Хотя я не берусь описать радость, переполнявшую сердца тех, кто так долго ждал спасения, мне хочется только отметить, что все трое поднялись на вершину горы, чтобы отправиться в путь на благословенных кораблях, и это было правильно – один из них застонал от восторга. На полных парусах, на расстоянии нескольких миль отсюда! Как они теперь радостно обнимали друг друга! Итак, по доброму велению и под чутким присмотром они бросились к хижине и сложили перед ней все дрова, которые они собрали с большим трудом; а штурман принес горящую головню.
Зажглась лампа, и в одном из окон вспыхнул свет. “А теперь принесите мох, которым вы подкрашиваете бледное лицо”, – продолжал управляющий, – “Давайте закурим создается впечатление, что здесь работает огнедышащая гора”. Этот приказ был выполнен самым точным образом, и, наконец, взбалмошному Ивану пришло в голову прикрепить к самой высокой вершине мачты обновленную шкуру, чтобы она заменяла там флаг. Никто не следил за тем, чтобы их заметили на корабле! Но с каким волнением все трое следили за кораблем и с каким ужасным замиранием сердца следили за каждым его движением! Ведь жизнь и смерть зависели от того, будет ли она дарована или нет, жизнь и смерть, жизнь или вечная кончина! Но люди на корабле держались молодцом и не спускали глаз с дыма. От капитана, который внимательно осматривал окрестности в бинокль, отнюдь не ускользнул флаг, развевавшийся на крыше хижины, и он, вероятно, подумал, что там, на этом клочке суши, есть люди, нуждающиеся в помощи. Он велел немедленно спустился на берег. Поток слез хлынул из их глаз. Они не плакали целых шесть лет; они ни разу не плакали, когда хоронили своего дорогого Федора; но когда они увидели, что им повезло, что они спаслись, они больше не могли сдерживаться, их друзья громко, безудержно рыдали, и радость буквально переполняла их.
Судно, которому они были обязаны своим спасением, было рыболовным судном из Архангельска, их родного города, и, как и сейчас, капитан бросил якорь на небольшом расстоянии от берега, чтобы поближе познакомиться с людьми, закутанными в медвежьи шкуры. На другой день он остался на якоре и с каждой минутой его изумление, как и восхищение, возрастало. Кто бы мог подумать, что цивилизованные люди могут отправиться в эту ужасную пустыню, в этот ужасный климат без каких-либо средств, чем те, кто готовил поля, путешествовать долго, по-человечески, не опускаясь до животных? Воистину, эти трое были героями, и им было воздано должное за то почтение, которое до сих пор всегда оказывалось порядочному человеку!
16 августа 1749 г., пригласив всех троих, одетых в оленьи шкуры, медвежьи шкуры, пятнистые шкуры, копья, луки, стрелы, одежду, словом, с кем бы они ни имели дело, корабль снялся с якоря и 28 сентября вошел в Архангельск. Здесь никто не задумывался о том, какие приятные и странные пассажиры были на борту, потому что, как ни странно, наши три героя уже давно считались погибшими. Даже жена Химкофа не думала, что когда-нибудь она снова увидит своего мужа, и оплакивала его, как похороненного. Однако, несмотря на это, жена Химкова каждый раз приходила к причалу, когда возвращался очередной корабль с промысла. И вот снова фрау вместе со многими другими стояла на берегу и смотрела на приближающийся корабль.
И вдруг Алексис услышал с берега пронзительный голос: “Алексис! Алексис!” и женщина бросилась вперед, широко раскинув руки; но когда Алексис услышал крик и увидел спешащую женщину, он не стал дожидаться, пока судно полностью встанет на якорь, и тут же бросился в воду. Он узнал в женщине свою прекрасную жену, и как же он мог сопротивляться еланию скорее обнять ее? Ах, это было ликование, это было воссоединение! Ивана и Степана тоже встречали их друзья. И весь Архангельск хотел увидеть этих чудо-людей, которые много лет жили с белыми медведями в непосредственной близости от Северного полюса. Да, весть об этом необычном событии проникла далеко за пределы Архангельска, и, конечно же, в Петербург, где захотели щедро одарить наших героев. Не менее великодушным оказался и Архангельский город, и всем им были созданы хорошие условия для того, чтобы они могли теперь жить совершенно спокойно. Но удивительно – они теперь не могли найти понимания в привычках остальных людей! Так, например, они не ели хлеба, говоря, что терпеть его не могут, и не пили ничего, кроме воды. Они никогда больше не произносили ни одного проклятия, как это делают моряки. Им было тяжело находиться в шумной компании, поскольку привыкли за шесть лет к тишине, которая царит на Шпицбергене – благословенная тишина. Тишина и уединенность Шпицбергена привлекала совсем других людей.
Химкоф и его жена умерли в один и тот же день в 1789 году и были положены в одну могилу. На два года дольше жили Иван и Степан, но затем и они последовали за своим любимым штурманом в вечность.

Источник текста: Griesinger T. Im hohen Norden: Reisen und Abenteuer in den Polarländern. Der deutschen Jugend und ihren Freunden gewidmet. Mit Illustrationen Guido Hammer, Z. Fentemann und C. Kolb. Stuttgart: R. Thienemann Verlag. 1864.