/Перевод с немецкого языка на русский язык/

 

СОЧИНЕНИЕ

Господина П.Л. Ле Руа,

профессора истории и члена Санкт-Петербургской Императорской академии наук.

Повествование

о приключениях четырех русских моряков, которых шторм отнес к пустынному острову Восточный Шпицберген, на котором они провели шесть лет и несколько месяцев, сопровождаемое некоторыми соображениями о различных традициях, принятых в России, и о вещах, касающихся религии этой страны

 

Длительные путешествия, в особенности те, которые совершаются по морю, часто оказываются источником описания множества событий, которые нередко находятся за пределами нашего понимания. Что касается авторов, которые рассказывают нам подобные истории как свои собственные, то мы боимся, что, поверив им на слово, мы придадим им достаточную веру, которая была бы недостоверной для того, чтобы сформировать наше окончательное суждение. Несмотря на это, не раз случалось, что эти авторы, обвиняемые в мошенничестве, впоследствии оказывались полностью правыми, а поступки их были определены лишь волей Провидения. До этого не бывало русских, которые могли бы привести примеры выживания, подобные описанным.

События, о которых я намереваюсь рассказать настолько правдиво, насколько это будет возможно, подвергались сомнениям со стороны некоторых лиц, однако, говоря по совести, все попытки усомниться в их достоверности, были опровергнуты различными источниками, в которых можно найти немало замечательных фактов в отношении этих приключений. Откровенно говоря, я даже не мог предположить, как мне рассказывать об этих событиях, пока не получил определённых подтверждений от находившегося тогда в Архангельске господина Бернезобера, заведовавшего в то время всей торговлей жиром в этом городе.  Но так как моряки, о которых здесь идет речь, несомненно, находились в подчинении графа Петра Ивановича Шувалова, которому великая императрица Елизавета пожаловала заведовать там ловлей китов, то я попросил его распорядиться таким образом, чтобы указанные матросы меня посетили, а я уже мог расспросить их о случившемся по собственному разумению. Графу было приятно выполнить мою просьбу: он сам был полон решимости увидеть их и поговорить с ними. Таким образом, сюда, в Петербург, были отправлены двое моряков: штурман по имени Алексей Химков в возрасте пятидесяти лет и тридцатилетний матрос Иван Химков; они прибыли в начале 1750-го года, а уже 8 января я впервые поговорил с ними. Они привезли с собой различные предметы, которые намеревались передать графу Шувалову; я имел возможность изучить их со всем вниманием, на которое был способен, и, в частности, смог задать этим людям вопросы, касающиеся их труда, то есть выяснить всё, что было мне необходимо для того, чтобы убедиться в правдивости того, о чём они говорят. Поэтому я не думаю, что буду утверждать слишком много, если скажу, что после всех проведённых мною исследований, всё то, что я намереваюсь рассказать, не должно подвергаться сомнениям.

Имеется и ещё одна причина которая снимает вопросы по поводу достоверности описываемых событий, тем более с учётом всех мер, предпринятых мною для проверки их правдивости. Как только эти несчастные моряки прибыли в Архангельск, господин фон Клингштадт, главный аудитор Адмиралтейства этого города, прочитал их показания, расспросил их обо всем, с чем они столкнулись, и записал их ответы, намереваясь опубликовать их впоследствии. Некоторое время спустя он вернулся в Петербург, и прочитав моё сочинение, сообщил, что считает, что мои черновики глубже и подробнее разработаны, нежели те, которые подготовил он, после чего отказался от публикации последних; он имел честь передать мне свои разработки, чтобы я мог дополнить своё сочинение теми подробностями, которые я упустил в ходе моих разговоров с моряками. Оба указанных сочинения о событиях, о котором мы их расспрашивали, никаких существенных отличий не имели: это неоспоримое доказательство того, что они говорили нам только правду, независимо от места и времени описывая произошедшие события единообразно.

В 1743 г. некий Еремий Окладников, проживавший в городе Мезень, располагающейся в Югории и являвшейся составной частью Архангельской губернии, оснастил судно, чтобы отправить на нем четырнадцать человек к острову Шпицберген. Целью экспедиции был промысел китов или моржей, продукты из которых составляют значительную часть русского экспорта. В течение восьми дней направление ветров благоприятствовало морякам, однако на девятый день оно переменилось, вследствие чего судно вместо запада острова Шпицберген, где голландцы и иные европейские промысловики ежегодно добывают китов, оказалось прибито к Ост-Шпицбергену, который русские называют Малым Бруном, тогда как сам остров Шпицберген именуется у них Большим Бруном. После того, как они смогли пройти три версты (половину немецкой мили), судно оказалось сковано льдами, что могло иметь для него самые катастрофические последствия. Моряки начали планировать зимовку, в чём им помог штурман судна, который вспомнил следующую историю. Однажды несколько жителей Мезени, имея намерение перезимовать на Ост-Шпицбергене, доставили туда с материка лесоматериалы, которые необходимы были для постройки зимовья. Штурман знал, что они не только доставили лес, но и, как ему казалось, успели возвести некоторые постройки, которые должны были находиться неподалёку.  Таким образом, если зимовье окажется в целости и сохранности, они смогли бы перезимовать на достигнутом берегу, поскольку отправляться в море сейчас означало, по сути, верную смерть. На разведку, с целью поиска построек и прочих вещей, полезных для зимовки, были откомандированы четыре члена команды: штурман Алексей Химков, а также три матроса: Иван Химков, Степан Шарапов и Фёдор Веригин.

Достигнутая моряками земля была совершенно пустынна и полностью необитаема, а потому от успеха экспедиции и от того, найдут ли они зимовье и провиант, зависело выживание всей команды. Им предстояло пройти не менее немецкой мили по льду, что было сопряжено с колоссальным риском, а потому нести на себе они должны были минимум припасов, чтобы не провалиться под лёд и не погибнуть в ледяной воде.

Для экспедиции они взяли с собой только ружьё, пороховницу, содержавшую порох для двенадцати зарядов, котелок, около двадцати фунтов муки, упакованной в мешок, огниво, трут, кисет с табаком и по деревянной трубке на каждого. Имея столь незначительные припасы, они высадились на остров.

В скором времени они обнаружили искомое зимовье. Оно представляло собой избу, срубленную в четверти мили от береговой линии; длина её составляла шесть сажен, высота и ширина – три сажени. Она также была оборудована сенями (около двух сажен длиной). Для сохранения тепла имелись две двери: одна запирала сени, вторая же – собственно избу. Имелась там и русская печь без трубы, сделанная из глины, которая могла использоваться как для обогрева помещения, так и для приготовления пищи. Печь была оборудована местами для лежания, на которых можно было расположиться при наступлении сильных холодов, как это нередко делают русские крестьяне.

Печь, как уже было упомянуто, вовсе не имела трубы, что не является удивительным, поскольку крестьяне в России именно таким образом нередко оборудуют свои жилища, которые топятся «по-чёрному». Для того, чтобы дым от топящейся печи покинул помещение, обычно открывают двери, а также три или четыре окна в стенах, размеры которых составляют 1 фут на ½ фута. Когда появляется необходимость закрыть окна, для этого используют специальную деревянную планку, вдвигаемую между брёвнами стен. Таким образом, когда топится печь, люди могут находиться в помещении, поскольку дым улетучивается описанным выше образом – через двери или окна в зависимости от направления ветра. Очевидно, что вследствие этого потолки в таких избах черны, словно сделаны чёрного дерева, тогда как дерево, из которого выстлан пол, никоим образом не задымляется и сохраняет свой первоначальный цвет.

Изба, несмотря на то, что несколько пострадала от сложных погодных условий, позволила морякам переночевать достаточно спокойно, а то, что её удалось найти, существенно их обнадёжило. Следующим утром они отправились в путь, чтобы сообщить своим спутникам о находке и помочь тем доставить с корабля оружие, провиант и прочие припасы, необходимые для зимовки.

Случившееся далее сложно описать словами. Когда они достигли того места, где высадились на берег, то увидели, что лёд вскрылся, перед ними простиралось чистое море и, самое главное, не было и следа судна, на котором они прибыли. Пропало оно вследствие сильного шторма, произошедшего накануне.

Вероятно, либо, освободившись от ледяного плена, оно было отнесено в открытое море, либо же и вовсе потерпело крушение в силу непредвиденных обстоятельств. Никаких его следов обнаружить не удалось. Учитывая, что от него не поступало никаких известий и впоследствии, следует полагать, что оно погибло. Таким образом, была утрачена последняя надежда покинуть Шпицберген, и моряки, опечаленные, вернулись к месту зимовки.

Первыми их заботами стали, как следует думать, добыча пропитания и обустройство жилища.

В их экипировке имелось двенадцать зарядов пороха, с помощью которых они быстро добыли двенадцать диких оленей, которые в изобилии водились на острове.

Учитывая, что дикий олень известен исключительно на европейском Севере, в частности, в Лапландии, а также на севере Азии, то приведу здесь его описание.

Дикий олень или сайгач весьма схож как с оленем, так и с лосем; масть его обыкновенно пепельно-серая, тем не менее, встречаются и особи с красноватым оттенком шерсти. Как правило, он крупнее обычного оленя, однако его ноги короче и обладают более широкой костью. Рога гладкие, белые, но более ветвисты, чем оленьи, скорее напоминают рога лося. При беге он производит значительный шум, что также является его отличительной чертой. Они весьма сильны, а потому народы Лапландии, самоеды и некоторые тунгусы используют их как ездовых животных, впрягая в нарты вместо лошадей. Питаются дикие олени исключительно мхом, который обильно произрастает на северных территориях. Добывают его откапывая копытами из-под снега, а потому содержание их обходится владельцам недорого. Некоторые исследователи полагают, что жить дикий олень может только в природном ареале обитания, однако могу сказать, что это утверждение безосновательно: в 1731 году мне лично доводилось видеть дюжину таких диких оленей в Москве во владениях канцлера графа Головкина. Они паслись на лугах в пойме реки Яузы, протекавшей во владениях графа. Помимо этого, в 1752 году упомянутый уже Петр Иванович Шувалов приказал привезти пару этих животных из Архангельска и кормить их исключительно мхом. Как ни удивительно, самка родила оленёнка, который благополучно рос и по состоянию на 1754 год был вполне здоров. Этому свидетель лично я в бытность мою в Москве. Как долго они прожили, мне неизвестно, поскольку в том же году я возвратился в Санкт-Петербург. Вкратце осветив этот вопрос, возвращаюсь к предмету повествования.

Изба, обнаруженная матросами, как было сказано, имела некоторые повреждения: несколько брёвен разрушились, отчего мох, служивший для утепления помещения, был утрачен, а потому внутри свободно гуляли сквозняки. Впрочем, дерево не сгнило, поскольку в холодном климате оно не подвержено червоточинам и прочим разрушениям; в экипировке у них имелся топор, а потому моряки смогли исправить недостатки достаточно быстро, вновь сколотив разошедшиеся брёвна. Всякий русский мужик является хорошим плотником, умеет рубить избы и мастерски владеет топором, а потому вопросы починки жилища их нимало не беспокоили, тем более, что остров был богат мхом, с помощью которого они могли в достаточной степени утеплить помещение.

Учитывая экстремальные морозы в этой местности, большие деревья там не растут, разве что низкорослые кустарники, которые малопригодны для использования топлива, что тут же установили матросы, поискав его по острову. Впрочем, на их счастье, побережье изобиловало обломками судов, потерпевших кораблекрушение. Их в большом количестве прибивало волнами, что позволило им обеспечить себя топливом на первую зимовку. Аналогичным образом они действовали и в последующем, благо, море приносило неведомо откуда даже целые стволы деревьев с корнями. Этот факт подтверждается и другими путешественниками, которым доводилось зимовать на Малой Земле или в ещё более северных широтах. Огромную пользу приносили им и редкие находки железных вещей в выбрасываемых морем досках: железные крюки, гвозди 5-6 дюймов длины и нормальной толщины. Эти полезные вещи находились в останках потерпевших крушение кораблей, и они позволили матросам, после того как они нашли кустарник, имевший соответствующую форму, сделать луки и стрелы после того, как запасы пороха были исчерпаны, и опасность голода встала во весь рост.

Лишения существенно стимулируют трудолюбие. Использовав имеющийся у них нож, они вырезали древко настоящего лука из корня упомянутого кустарника, после чего перед ними встал вопрос о том, из чего соорудить тетиву и стрелы. Обсудив ситуацию между собой, они решили первоначально изготовить две рогатины с намерением использовать их для защиты от белых медведей, которые значительно опаснее обычных, а к вопросу о стрелах и тетиве вернуться позже. Для обработки железа им требовался молоток, который они соорудили следующим образом.

В одной из обнаруженных матросами досок находился железный крюк, ушко которого отстояло от противоположного конца на 2-3 дюйма. Расколов крюк, они, использовав толстый гвоздь в качестве распорки, поместили его в ушко, после чего начали плющить его шляпку обухом топора. Расширив ушко более чем на пять дюймов, они закрепили на нём заострённую палку, приспособив её вместо черенка. Таким образом, они получили заменитель молота. Для окончательного дооборудования импровизированной кузницы они приспособили камень крупного размера, который стал им служить в качестве наковальни. Клещи им удалось соорудить из пары оленьих рогов. С помощью этих инструментов они изготовили два острия для рогатин и, должным образом отшлифовав их и выточив на наковальне, зафиксировали на палках с помощью ремней из оленьей кожи. Палки шириной примерно в руку они изготавливали из добытых сучьев. Используя эти рогатины в качестве копий, они устроили охоту на белого медведя, которого им удалось убить, впрочем, с большой для себя опасностью. Мясо медведя, которое, по их уверениям, оказалось столь же вкусным, как говядина, они употребили в пищу, а из жил изготовили ремни различной ширины, которые были им необходимы, что сослужило им огромную службу в дальнейшем: таким образом им удалось сделать тетиву для лука, благодаря которому они смогли впоследствии охотиться на оленей, бурых и белых лис, которые становились не только источником пищи, но и материалом для изготовления тёплых вещей, защищавших поселенцев в лютые морозы, столь свойственные приполярным областям.

Успешный опыт изготовления рогатин позволил поселенцам аналогично выковать и наконечники для стрел. Отличие состояло только в размерах. Приспособив для этого тонкие еловые ветви, они прикрепили к ним наконечники медвежьими жилами, а оперение стрел состояло из перьев чаек, зафиксированных всё теми же медвежьими жилами. Их старания сторицей окупились: за время пребывания на острове им удалось с их помощью добыть 250 оленей и множество чёрных и белах лисиц (последних русские именуют песцами, поскольку те имеют сходство с породой исландских собак, которые обычно служат в качестве пастушьих для овец).

Белых медведей им удалось добыть около десятка, однако каждая такая охота была сопряжена для матросов смертельной опасностью. Эти звери обладают огромной силой. Сами матросы напали только на одного белого медведя, о котором уже было рассказано выше; другие же были убиты только когда поселенцы сами подвергались нападению с их стороны, когда звери со всей свирепостью ломились в их хижину, стремясь растерзать людей. Тем не менее, не все белые медведи, подходившие к зимовью, были одинаково смелы, вероятно от того, что не очень сильно страдали от голода. Некоторые ретировались от одного крика, который устраивали люди, готовясь обороняться от них. Однако медведи внушали, безусловно, огромный страх, а потому поселенцы ни по какой надобности не покидали жилище поодиночке и без рогатин, служивших им для обороны.

Единственным источником провизии во всё время пребывания на острове для поселенцев служили упомянутые мною три вида животных: бурые лисы, песцы и белые медведи.

Невозможно изобрести абсолютно всё, что необходимо для жизни, однако крайние лишения помогают увидеть возможности, о которых в иных обстоятельствах человек бы и не подумал, и это испытано многими людьми, оказавшимися в подобных ситуациях. Длительное время им приходилось питаться исключительно сырым мясом, без соли, которой не имели вовсе, а также без хлеба. Страшные морозы, свойственные этим краям и прочие обстоятельства не позволяли им нормально варить мясо. Имевшаяся у них печь не была приспособлена для приготовления пищи в котлах; сказывалась и постоянная нехватка дров, которая позволяла им обогревать только избу, не разводя огонь на открытом воздухе. Помимо этого, приготовление пищи вне избы подвергало их постоянной опасности нападения со стороны белых медведей. Однако, даже если они бы они перебороли страх перед хищниками, долго они не смогли бы так варить пищу в силу природных условий: страшные морозы, почти никогда не покидающие эти широты, полярная ночь, длящаяся по несколько месяцев, постоянные снежные заносы, а также время от времени выпадающие сильные дожди (о чём я расскажу впоследствии) делали это крайне затруднительным. Для того, чтобы преодолеть недостаток дров, они оборудовали в избе, которую ежедневно наполнял дым, постепенно поднимавшийся кверху, на уровень сидящего человека, подобие коптильни. Они прикрепляли мясо к небольшим палочкам и развешивали его в верхней части кровли так, чтобы его не могли достать белые медведи. В течение лета оно хорошо завяливалось, так что его употребляли в качестве заменителя хлеба, что позволяло им питаться мясом, которое они не могли подвергнуть нужной тепловой обработке. Этот опыт оказался удачным, и поселенцы пользовались им на протяжении всего своего пребывания на Шпицбергене.

Мысль эта им пришла в голову по одной простой причине: везде коптят окороки, гусей, а в России же есть обычай и просушивать и вялить на солнце различную рыбу: лосося, осетра и других. В постные месяцы (тем более, в Великий пост) их подают к столу без каких бы то ни было приправ.

Рассказав о том, как они добывали пропитание, я должен вкратце рассказать и о том, как решали вопрос питьевой водой. Летом источником её служила вода из ручьёв, которыми остров изобиловал; в зимние же месяцы, чтобы часто не покидать избу, они растапливали в помещении снег и лёд. Стоит упомянуть и о том, что они черпали воду с помощью имевшегося у них котелка, из него же и пили.

Многие мореплаватели, особенно из числа тех, которые ходят в высоких широтах, подвержены цинге. Происхождение этой болезни объясняют либо морозами, либо иными пока не установленными обстоятельствами. Настигла она и поселенцев, вследствие чего они прибегли к средству, которое считается эффективным для её предотвращения.

Этому средству научил их Иван Химков, которому неоднократно доводилось зимовать на западе Шпицбергена. По его словам, было необходимо: 1) есть сырое замороженное мясо; 2) пить тёплую оленью кровь сразу после того, как олень добыт; 3) как можно больше двигаться; 4) употреблять сырую траву, известную как Cochlearia, насколько это возможно ввиду крайней ограниченности её произрастания. Об эффективности этих средств для предотвращения цинги врачи дискутируют до сих пор, но что касается движения, то оно, очевидно, полезно любому подвергшемуся ей. Что касается травы Cochlearia, то её благотворное действие на цинготного больного известно; как именно она воздействует пока неясно, однако её эффективность доказана опытом.

Так, от цинги после употребления Cochlearia избавились трое матросов, чему способствовало и то, что они активно преследовали диких оленей и лисиц. Я своими глазами видел, что один из них – Иван Химков – приноровился к бегу настолько, что обгонял самую быструю лошадь. Напротив, Иван Веригин, выказывавший отвращение к оленьей крови и предпочитавший больше находиться в избе, пал жертвой цинги с самого прибытия на Шпицберген; впоследствии болезнь прогрессировала так быстро, что почти шесть лет он провёл в невыносимых страданиях. Последние годы он почти не вставал с постели, а попытки подняться показывали, что он не может ни встать прямо, ни поднести руки ко рту, от чего поселенцы до самой смерти кормили его, словно младенца.

Не исключаю, что излечение больных зависело исключительно от движения и веществу, содержащемуся в кедровых шишках, которое представляет собой скипидар, способствующий очищению крови. Единственное, что я хотел отметить, так это то, что северные народы излечиваются от цинги, потребляя сырую замороженную рыбу.

Готовя своё сочинение к публикации, я показал рукопись доктору Батигну, который мне сообщил, что кровь животных, будучи употреблённой ещё тёплой, способствует не только профилактике цинги, но и к излечению от неё, поскольку обладает определённым летучим свойством, предотвращает сгущение крови и образование лишних соков. По словам доктора, природа цинги состоит в неверном обмене влажности и соков, который приводит к заражению крови. Он также сообщает, что мореплаватели, идущие в Америку, если чувствуют приближение цинги, пристают к любому из островов, где в изобилии водятся черепахи (от которых они своё наименование и получили). Больному дают мясо черепах, которое содержит в себе много крови и обладает бальзамирующим свойством, которые в совокупности оказывают благотворное действие…. Подтверждается этот факт и наблюдениями, совершаемыми в Альпах, а также в иных местностях. Страдающим цингой, симптомом которой являются колющие и иные боли, образующиеся вследствие неправильного обмена соков и влажности, дают пить кровь диких козлов (bouquetins), которая, хоть и имеет свойства сухости, содержит немало летучих частиц, которые оздоравливают больного, вгоняя его в испарину и пот.

Начиная свой рассказ, я упомянул о том, что в экипировке моряков было около двадцати фунтов муки; о том, как её употребили, я расскажу сейчас.

Прибыв на остров, они начали варить муку вместе с оленьим мясом, употребив такие образом половину её запасов. Оставшееся они использовали так, как я разъясню далее.

Было очевидно, что им необходимо иметь постоянный источник огня, поскольку окружающая среда была крайне сурова, а добыть огонь было весьма затруднительно. У них имелись кремень и огниво, однако налицо был недостаток трута. Коренные народы (например, жители Америки) знали способ разведения огня с помощью четырехугольной палки, изготовленной из прочной древесины, которая размещалась между двумя дощечками из мягкого дерева. Они с большой скоростью вращают палку между дощечками, которые обычно зажимаются между коленями, вследствие чего их температура повышается, они начинают дымиться, а затем и загораются.

Коренные американцы знают не только этот способ разведения огня, о чём я должен упомянуть. У некоторых из них имеется и особый инструментарий для этой цели. Любопытно, что этим же способом добывают огонь и камчадалы, о чём сообщает коллежский советник Миллер в своём сочинении (С. 257). Г-н Штеллер также свидетельствует о том, что видел обедающих американских индейцев, которые при приближении к ним скрылись и у которых был обнаружен инструмент, аналогичный бытовавшему на Камчатке. По его словам, он представляет из себя доску, имеющую отверстия в различных местах. Специальную палку вращают в отверстии с необходимой скоростью, пока в последнем не покажется пламя. После этого искры собирают на какую-либо материю, служащую для лёгкого разведения огня.

Наши матросы не знали о способе индейцев, однако понимали, что, если друг о друга тереть древесину твёрдого и мягкого дерева, то последняя загорится. Помимо того, что этим способом пользуются русские крестьяне для разведения огня в лесу, им известен и способ разведения так называемого «живого огня», который они добывают следующим образом. Сухую кленовую палку длиною примерно в сажень трут с большим усилием о сухое берёзовое полено. Этим способом удаётся добыть огонь в достаточно короткое время, который и служит для разведения костров в дальнейшем.

Вернёмся к нашим поселенцам. Вне всякого сомнения, они были осведомлены о «живом огне» и способе его добыть. Каким образом же это сделать? В их распоряжении был только ельник, прибиваемый к берегу, к тому же сырой. Для того, чтобы добыть огонь, они применили следующее средство. В ходе своих экспедиций по острову, они заметили посреди него «жирную глину», из которой они решили сделать сосуд, который можно было бы применить в качестве лампады, в которой постоянно горел бы жир добываемых ими животных.

Надо сказать, что это было наиболее эффективное средство, поскольку им было бы не выжить в землях, где ночь продолжается по несколько месяцев. Добыв и размяв указанной глины, они вылепили сосуд, похожий на лампаду. Его наполнили оленьим салом, а внутрь положили фитиль, который сделали из тряпки. Однако вскоре стало очевидно, что жир начал пропитывать сосуд, а вскоре и вовсе начал капать со стенок, а значит, нужно было устранить этот недостаток, вызванный тем, что поры материала были слишком велики. Они поступили по-иному: сделали новый сосуд, высушив его на открытом воздухе; после этого раскалили и засушили жир в котле, в котором они ранее варили муку, тем самым утвердив стенки сосуда. Затем они высушили лампаду, наполнили её растопленным жиром, увидев, что теперь он держится внутри должным образом.

Для того, чтобы обеспечить большую герметичность, они, пропитав несколько тканевых лоскутов, оторванных от своих рубах, в муке, обклеили ими свою лампаду. После чего ими было принято решение употребить остаток муки именно для этой цели. Для того, чтобы избежать разрушения лампады вследствие неосторожного обращения, они изготовили ещё несколько аналогичных ёмкостей, обеспечив их такими же мерами безопасности. Таким образом, в случае необходимости недостатка в ни они бы не имели.

Если кто пожелает узнать, из чего они делали фитили, я отвечу следующим образом: тщательно разбирая останки потерпевших крушение кораблей в поисках топлива для печей, иногда находили они канаты, верёвки, немного пеньки, употребляемой для того, чтобы конопатить суда и производимой из старых верёвок. Если же не было и такой добычи, что случалось нечасто, то для фитилей использовали свои рубахи и нижнее платье. Любой знающий русских подтвердит, что редко можно встретить мужика, который не носил бы нижнего белья (порток), которое шьётся из толстой холстины. Таким образом, они и делали из них фитили, а огонь у них не переводился с момента, как они прибыли на остров и до отбытия на судне обратно на Родину.

Тот факт, что имеющуюся у них одежду приходилось пускать на фитили, сподвиг их на необходимость изготовления одежды из звериных шкур, несмотря на то, что и имевшаяся одежда пока ещё не износилась. Помимо верхней одежды, они испытывали потребность также в обуви, что становилось особенно важным ввиду приближающейся зимы. Они прибегли к изобретательности, которая так часто выручает людей, испытывающих лишения. Тогда у них уже имелось множество оленьих и лисьих мехов. Которые они использовали в качестве постелей и одеял. Необходимо было придумать, как их выделать. Поступили они следующим образом.

Имеющиеся шкуры они уложили в пресную воду на определённое время, ожидая, когда те размякнут. После этого шерсть легко соскабливалась, кожи мяли руками до тех пор, пока те не становились сухими, после чего, пропитав их оленьим жиром, вновь начинали мять.

Этот способ выделки привёл к тому, что кожи приобрели необходимую мягкость и гибкость, позволившие употребить их по необходимости. Применительно к мехам, из которых они предполагали шить себе шубы, шкуры вымачивали аналогичным образом в течение всего одного дня, после чего так же их мяли, только что не соскабливая мех. Таким образом, им понадобилось всего несколько дней, чтобы благодаря приложенному труду они смогли полностью одеться.

Вставала перед ними другая проблема: у них отсутствовало шило, которое было необходимо для изготовления сапог или иной обуви, равно как не были и иголок, которыми требовалось шить одежду. Как я уже говорил ранее, железо у них имелось, а потому они преодолели эту трудность, выковав себе иглы и шило, почти ничем не отличающиеся от профессиональных инструментов.

Может показаться непонятным, как именно они прокалывали игольные ушки. Им удалось сделать это с помощью ножа. Заточив его кончик, они раскалили проволоку, которую до этого сковали. Истинность этого факта я могу засвидетельствовать лично, поскольку сам изучал сделанные ими иглы посредством лупы. Закругляли и заостряли иглы они с помощью камней. Единственным минусом сделанных ими игл было то, что продёрнутые в них нити иногда рвались, поскольку игольные ушки не были идеально ровными, однако избежать этого недостатка в тех условиях было невозможно.

Ввиду отсутствия ножниц, необходимых для кройки кожи, для этой цели успешно применялся хорошо заточенный нож. Поскольку никто из них не был ни портным, ни скорняком, они, должно быть, сталкивались с серьёзными трудностями при изготовлении штанов, рубах, камзолов, шуб, сапог, башмаков – то есть, полного комплекта одежды для летнего и зимнего периодов. Тем не менее, если исключить длинные шубы, все образцы одежды они имели на себе. Помимо этого, очевидно, что люди эти были одарены недюжинными смекалкой и трудолюбием, а потому освоили технику кройки и шитья. В летнее время они носили одежду из одной выделанной кожи, а в зимний период, по примеру самоедов и лапландцев, одевались в длинные шубы из невыделанного меха оленя. Их шубы были оснащены капюшоном, напоминающим капюшон, монахов-капуцинов, однако лучше защищавший область шеи и голову в целом, по сути оставляя лишь небольшое отверстие для лица. Шубы были цельнокроенными, напоминавшими меховой мешок, надеваемый через голову. Если не считать общего упадка духа, который сопровождает жизнь, поневоле проводимую в уединении, они могли быть вполне довольны обстоятельствами, если не считать, конечно, штурмана, у которого на материке остались жена и трое детей. По его собственным словам, о них он ежеминутно думал и тосковал по ним.

Поговорим о самом острове, рассказав, что сами поселенцы мне о нём поведали.

Это остров Ост-Шпицберген, русскими именуемый Малым Бруном. Согласно штурманской карте Герарда Ван-Клейна (в ред. Иоганна Петерсена), он лежит на севере Европейского континента между 77°25′ и 78°45′ северной широты и следственно между и 15 и 16 градусами восточной долготы. Таким образом, наибольшая продолжительность дня составляет там четыре месяца (в его части, посещаемой нашими матросами). По данным той же карты, он представляет собой пятиугольник, протяжённость которого составляет 23 немецкие мили с востока на запад и 22 морские мили с севера на юг. Я упустил возможность узнать его размеры у самих поселенцев, а потому для достоверности мне пришлось сверяться с вышеупомянутой картой, с которой и они, вернувшись на Родину, были ознакомлены. Они опознали на карте сам остров, указав место, где находилось их зимовье и отметив его чернилами на карте, которую я получил из Архангельска.

Достоверность того, что мне был указан именно этот остров подтверждается письмом от 15 декабря 1750 года, упоминавшимся ранее, в котором говорится: «Капитан галеота, именуемого «Николай и Андрей», владельцем которого является граф Пётр Иванович Шувалоа, провёл зиму 1749-го года но о. Малый Брун. Прибыв туда после того, как его покинули наши матросы, он обнаружил избу, служившую их зимовьем. Изба была опознана по деревянному кресту, установленному штурманом Алексеем Химковым вскоре по их высадке на указанном острове. Тогда же остров был назван по его имении Алексеевским островом…».

Необходимо отметить ещё одно обстоятельство, отмеченное в указанном письме и указывающее, что данный остров имеет плюсы для проживания. Многие из коренных жителей, узнав о приключениях матросов и получив больше информации о Малом Бруне, изъявили своё пожелание г-ну Вернезоберу поселиться там, с жёнами, детьми и сайгачами, без выделения им денежных средств.

До того, как подробно описывать остров, необходимо принять во внимание один важный момент. Ряд авторов полагают, что Новая Земля сама по себе не является ни островом, ни частью материка, однако представляет собой лишь скопление льдов, постепенно растущее и собирающееся в единой точке, поскольку именно в таком виде она представала взорам путешественников. Появилось такое мнение благодаря их рассказам, что, если начать копать там землю, по их мнению, принесённую сюда с азиатских берегов, то на глубине двух футов вновь обнаружится лёд.

В мою задачу не входит ни доказательно подтвердить, ни опровергнуть указанное утверждение; не знаком я и описаниями, подтверждающими или опровергающими это. Лишь скажу, что остров Шпицберген, о котором мы здесь говорим, представляет собой настоящую землю, что подтверждается тем описанием, которое дали мне описываемые здесь моряки.

Согласно их данным, там располагаются горы, а также валуны поразительных размеров. Большие деревья отсутствуют, лишь, небольшой кустарник, найти можно лишь вышеописанную траву, да и той крайне мало. Прочие виды растений также отсутствуют, тогда как весьма много там находится мха. Практически в центре острова находятся залежи жирной земли или глины, а значит, там могла быть раньше железная руда, либо же она есть и сейчас, стоит лишь начать её разработку. Рек на острове обнаружено не было, однако в изобилии присутствуют ручьи, бегущие с гор, на которых имеется немало ключей и источников. Помимо кремня и гальки, присутствует материалы для изготовления извести; там они находятся на поверхности, тогда как на других территориях их приходится добывать. В России своё основное применение известняк находит в строительстве, позволяя покрывать известью основания домов. В остальном они подобны прочим камням, за исключением того, что, находясь длительное время на воздухе, начинают расслаиваться подобно сланцевому шиферу. Помимо этого, побережье острова покрыто песком, некоторое количество которого можно найти и в глубине. Довелось мне также спрашивать моряков и об особенностях острова – например, в отношении отсутствия солнечного света, а также об особенностях климата, свойственного этим местам. Иными словами, я старался не упустить ничего значимого в своих расспросах.

На вопрос о солнце они ответили мне, что оно появляется над горизонтом в начале Великого поста, однако точную дату исходя из этого определить невозможно, поскольку дата его начала является плавающей, сообразно тому, как ежегодно меняется дата Пасхи. Будучи простыми мужиками, которые не знали, как устанавливается время празднования Пасхи, не могли сообщить мне точную дату, по привычке прибегнув к церковному календарю.

Время движения солнца по горизонту они смогли определить с большей точностью, сообщив, что приходится оно на день св. Афанасия, отмечаемый 2 мая по ст. стилю. По их словам, это движение продолжается от 10 до 11 недель. Таким образом, если рассчитать даты применительно к этому острову с наибольшей вероятностью, то продолжается оно до 15 июля. Далее, по их словам, солнце начинало восходить и заходить, что имело место до дня св. Димитрия, иными словами, до 26 октября. Примерно в этот день оно переставало появляться совсем.

Однако высказанный ими расчёт времени не является верным, поскольку, по словам, одного опытного человека, если учесть, что Шпицберген расположен 77,5 градуса СШ, то солнце там впервые появляется на горизонте 4 февраля, движется с 11 апреля по 8 августа, а полностью исчезает с небосвода 16 октября.

Тем не менее, несмотря на ошибку в датировках, связанную с привязкой к церковным праздникам, они верно определили длительность своего пребывания на острове.

Доказывается это следующим образом. 15 августа, в День Успения Пресвятой Богородицы, к Шпицбергену прибыло судно, доставившее впоследствии поселенцев обратно на Родину. Матросы же, справлявшие церковные праздники исходя из обстоятельств, посчитали его двумя днями ранее, таким образом полагая, что это произошло 13-го числа. Причины возникновения этой погрешности могут быть различными. Например, в силу того, что в летний период солнце обращалось вокруг горизонта почти точно в течение 4 месяцев, столько же в зимнее время продолжалась и полярная ночь; также в силу туманов, снегопадов и дождей, препятствовавших наблюдению за звёздами. Важно уточнить, каким образом поселенцы, не имевшие никаких часов, равно как ни солнечных, ни лунных, могли оценивать долготу дня в течение полярной ночи. Задав вопрос для прояснения данного обстоятельства, я встретил удивлённый ответ: «Какой бы из меня был штурман, если бы я не мог оценить высоту солнца, когда его было видно? Когда же солнца не было видно, определял время по движению звёзд, для каковых целей употреблял специальный шест, схожий с аналогичным на нашем корабле. С помощью этого приспособления я и осуществлял наблюдения».

Из сказанного я установил, что он применял инструмент, также именуемый «астрономической палкой» (Jacobs Stab), либо же его аналогом.

В зимний период, по их словам, в тех местах солнце светит почти два месяца без перерыва, а день постоянно прибывает. Оценить это утверждение я предлагаю астрономам, мне же достаточно того, что они сами мне сказали.

Также в зимние месяцы наблюдается здесь и атмосферное явление, именуемое также северным сиянием, которое несколько способствует улучшению общего настроения в продолжение длительных полярных ночей.

Можно было бы предположить, что эта земля, располагающаяся не столь далеко от Северного полюса, не обладающая высоким уровнем солнечного освещения, несмотря даже на то, что оно присутствует над горизонтов по нескольку месяцев, подвержена и страшным морозам, однако дело здесь обстоит несколько по-иному. В течение почти семи недель (с середины ноября до начала января) или, по словам, моряков, начиная с Филиппова поста (15 ноября) и до Богоявления Господня (6 января), на острове почти беспрестанно льют дожди, а потому холод в это время там достаточно умеренный. По истечении этого периода мороз становится невыносимым, особенно если он сопровождается ветрами, преимущественно южными.

Это тем более удивительно, что южный ветер, как правило, во всех странах ассоциируется с теплом, а северный – с холодом. Здесь же следует полагать, что, применительно к описываемым землям, южный ветер минует Европу, во время зимы покрытую снегом, а также приполярные области, собирая на себя все морозы. И наоборот: северный ветер, проходя по открытым морям, не теряет температуру, а впитывает в себя тёплые испарения, а не снега. Это свойственно приморским территориям вообще: ветры, проходящие по суше, всегда холоднее, нежели пришедшие с моря. Сказанное подтверждается и рассказами тех, кто бывал на Рифейских горах или на той горной цепи, которая отделяет Европейскую Россию от Сибири.

Снега же на Шпицбергене выпадает огромное количество. Его много настолько, что изба поселенцев бывала занесена им полностью, а с внешним миром они сообщались только посредством хода, который и пришлось проделать в её крыше.

На мой вопрос о прочих ненастьях, они показали, что один раз на острове они наблюдали град.

Животными эта земля крайне бедна, если не считать водящихся там в изобилии белых медведей, диких оленей, лис. Людей там также нет. Летом можно наблюдать некоторые виды птиц: гусей, уток и подобные им.

Рыба в водах, окружающих Шпицберген, отсутствует. Русские матросы, всегда строго соблюдавшие посты, не могли здесь держать ни больших постов, ни рядовых мясопустных дней. Однако если бы рыба и присутствовала там в значительных количествах, у поселенцев всё равно не было ни удочек, ни сетей, хотя они и могли бы научиться делать рыболовные крючки, если бы таковая потребность появилась; возможно, успехов они бы и достигли, но только ценой больших стараний.

Изредка можно было увидеть китов, приближавшихся к берегу. Обитают там в изобилии тюлени и моржи, так что не стоит удивляться тому факту, что на Шпицбергене уже зимовали русские: значительная статья их торговли приходится на кожу, клыки, жир, добываемые из этих животных, особенно из моржей. Удивительным представляется тот факт, что за шесть лет туда не пристало ни одно судно, что, вероятно, говорит о том, что выгода, получаемая там от добычи, далеко не столь велика, как на Западном Шпицбергене, где они обыкновенно осуществляют промысел.

По словам моряков, нередко на побережье они находили не только клыки морских быков, но и целые их челюсти, однако ни разу не видели целого скелета, что неудивительно, поскольку, если они умирали на суше, то их съедали белые медведи или лисицы.

Столь частые находки зубов и челюстей на берегу свидетельствуют о том, что хищники охотятся на морских быков и моржей, спящих на берегу, в итоге поедая их. Я предполагаю это, поскольку медведи нередко питаются китами, которые бывают выброшены на берега эти приполярных земель. Так же очевидно, что дикие олени питаются мхом, который растёт здесь в изобилии, однако открытым остаётся вопрос: чем питаются лисицы? На материке этот хищник охотится на птиц и зайцев, однако на Шпицбергене, видимо, они поедают остатки от добычи белых медведей, поскольку сами не в состоянии охотиться на зверя подобных размеров.

До того, как я приступлю к своему рассказу о счастливом и нежданном освобождении поселенцев из плена, в котором они уже думали провести остаток своей жизни, хотел бы отметить ещё одно обстоятельство, которое мне кажется достойным внимания: за всё время пребывания на острове их не беспокоили ни блохи, ни вши, тогда как по возвращении домой они вновь с ними столкнулись. Едва ли не все мореплаватели отмечают, что после пересечения экватора матросы, страдающие от вшей и даже носящие для борьбы с ними амуницию, сшитую из синего полотна, немедленно избавляются от назойливых насекомых, однако при обратном переходе через экватор, эта напасть вновь их настигает. Это заставляет меня думать о сказанном как о правде. Таким образом, переход через экватор и через Полярный круг оказывают схожий эффект, что было бы небесполезно изучить естествоиспытателям.

Поселенцы, попавшие в беду, прожили уже почти шесть лет на Шпицбергене в своём зимовье. Фёдор Веригин, предельно ослабевший и испытывавший жестокие мучения, скончался. Смерть его, хоть избавила их от необходимости кормить его и за ним ухаживать, не имея возможности ему помочь, равным образом избавив и его самого от страданий, стала тяжёлым ударом для них. Они увидели, что число их уменьшается; их осталось только трое. Поскольку Фёдор скончался зимой, для него вырыли яму, насколько это было возможно в тех условиях, положили в неё тело и тщательно его укрыли, чтобы оно не досталось белым медведям.

И вот уже, когда они думали, что настал и их последний час, 15 августа 1749 года неожиданно они увидели на горизонте русское судно. Принадлежало оно одному купцу из числа староверов, которые в России считаются раскольниками и еретиками, то есть людьми, отступившими от истинной веры. Он прибыл в Архангельск, стремясь отправить своё судно на зимовку на Новую Землю, однако, к удаче наших поселенцев, г-н Вернезобер предложил ему отправить судно на зимовку на Шпицберген, с чем купец и согласился, обставив своё согласие различными условиями.

Во время перехода ветер изменил направление, а потому судно не могло прибыть к пункту назначения; его прибило к той части Шпицбергена, где проживали наши поселенцы. Увидев судно, они разожгли костры на возвышенностях неподалёку от их зимовья, после чего прибежали на берег, размахивая копьём, на которое была натянута оленья кожа. Команда судна, заметив подаваемые им знаки, поняла, что на острове находятся люди, взывающие о помощи, вследствие чего и приняли решение сделать остановку.

Радость людей, обретших неожиданную свободу, описанию не поддаётся. Вступив переговоры с капитаном, они нанялись к нему на службу, пообещав заплатить 80 рублей, когда он доставит их с добычей на Родину. Они загрузили на судно 50 пудов оленьего жира, множество кож – как оленьих, так и лисьих, и песцовых, а также десяток шкур добытых ими белых медведей. Взяли они с собой и лук, стрелы, рогатины, вышедшие из строя топор и нож, шило, иглы в костяной коробке, которую сами мастерски сделали с помощью ножа, жилы белых медведей и диких оленей – словом, всё, что было им нажито за это время.

Указанные вещи г-н Вернезобер отправил графу Петру Ивановичу Шувалову, а тот уже передал на сохранение непосредственно мне. Это дало мне возможность изучить их, продемонстрировав многим интересующимся лицам, включая и профессоров Императорской Академии наук, у которых они вызвали неподдельный интерес. В доме же графа я неоднократно беседовал с Алексеем и Иваном Химковыми, получив возможность подробно расспросить их о происшедшем.

Хотел бы также вскользь упомянуть о небольшом споре о костяном ящичке, который был изготовлен поселенцами для хранения игл.

Продемонстрировав его некоторым интересующимся лицам, я пояснил, что его сделали матросы с помощью ножа, однако они начали утверждать, что в этом меня обманули, поскольку коробочка явно выточена. Это стало основанием для них подвергнуть сомнению и остальное рассказанное этими людьми о своих приключениях на пустынном острове.

Когда мы обсуждали этот вопрос, ко мне в гостиную вошёл г-н Гоманн, искусный токарь. Увидев его, я пояснил собравшимся, что именно этот человек способен разрешить наш спор, после чего обратился к нему с просьбой прояснить ситуацию. Гоманн, осмотрев коробочку, подтвердил, что эти люди говорят правду, поскольку коробочка не является токарной работой, а напротив, изготовлена из кости с помощью ножа. Собравшиеся, услышав этот ответ, согласились с тем, что раз матросы сказали мне правду в этом случае, то и остальным их показаниям можно доверять.

Вернусь вновь к нашим матросам. В город Архангельск они благополучно прибыли 28 сентября 1749 года; на пустынном острове они провели шесть лет и три месяца.

Возвращение штурмана едва не стоило жизни как его жене, так и самому штурману. Она стояла у причала и, по мере того, как судно приставало, узнала своего супруга, которого долгое время уже оплакивала, считая погибшим. По неосторожности и от нетерпения она поскользнулась на причале и едва не утонула.

Завершая повествование, сообщу, что поселенцы, прожившие столько времени без хлеба, могли его есть уже с трудом, жалуясь на то, что от него происходит вздутие живота; ровно это же говорили и про напитки, употребляя только чистую воду.

————-

 

В качестве прибавления привожу соображения, высказанные г-ном Вернезобером.

У англичан имеется известная история, описывающая приключения Робинзона Крузо. Однако в этих историях имеются существенные различия в материальном и хозяйственном наполнении. Робинзон выброшен на необитаемую землю в южных широтах, тогда как наши матросы оказались на территории примерно под 77 градусом СШ, за границей выживания. Англичанин питался плодами, произраставшими на склонах острова, делал из них напитки, тогда как наши несчастные русские матросы были вынуждены довольствоваться одной лишь водой. Робинзон практически потерял веру в идеалы христианства, тогда как наш народ, на мой взгляд, всегда и во всём их придерживался, всецело полагаясь на Волю Божью.

 

Categories:

Comments are closed