Источник текста:
Правда Севера. 1949. 12 мая. (№ 102)
Константин Коничев
Мезенские робинзоны (Из далекого прошлого)
Известно, что Шпицберген, называемый на языке северян-поморов – Грумантом, открыт знаменитым Беренцем еще в 1596 году. Нет точной даты, когда первые русские, архангельские и мезенские звероловы достигли островов Шпицбергена. Во всяком случае, если не до Баренца, исследовавшего отдаленный архипелаг, то вскоре после всего русские поморы, одиночки из храбрейших, пробираясь сквозь льды, ходили туда за добычей.
Давние, как сама древность, народные былины свидетельствуют о их подвигах, о их хождениях по морю-океану к далеким берегам неведомого Груманта.
Ниже описываемый эпизод относится к 1743-1750 годам, безусловно, это был не первый случай посещения поморами Шпицбергена., поскольку там уже были сохранившиеся строения ранее промышлявших архангельских зверобоев. Причем смелые путешествия при тех скудных навигационных средствах совершались не случайно, не наугад и не по нужде «без руля и ветрил», а продуманно, с расчетом на хорошую выгодную добычу.
Уверенные в своих силах, рассчитывая на прочность судна и на попутный ветер, группа мезенских зверобоев отправилась на промыслы, взяв курс на Шпицберген. Ветер им сопутствовал, так, что на восьмые сутки плавания они увидели очертания возвышенностей сказочного острова, где нельзя было ожидать на промыслах никого из конкурентов. И в этом они, конечно, не ошиблись: на суровом Шпицбергене в ту пору не было ни одной человеческой души.
На виду у восточных берегов, где намеревались пристать мезенские зверобои, погода вдруг изменилась: подул сильный ветер, и судно, окруженное и сжатое со всех сторон льдинами, вынесло к западному побережью одного из островов. Пока снова не изменился ветер и не отнесло поморов в океан на верную гибель, они по совету кормчего снарядили и направили на остров четырех разведчиков.
Из охотничьих и жизненных припасов на четырех человек разведчики имели при себе только одно ружье с двенадцатью зарядами, топор, котелок, огниво, нож, пузырь табаку и четыре трубки.
Соблюдая осторожность, лавируя между наседавших, с треском разламываемых льдин, они кое-как вышли на необитаемый берег, покрытый снегом и льдами.
Кормчим была поставлена задача осмотреть остров, поискать возможного жилья, так как за несколько лет до их путешествия на эти острова выходила артель мезенцев на промыслы и здесь где-то ими была построена из плавника хижина. К счастью, эта или другая хижина была ими обнаружена. Она состояла из двух маленьких комнат с русской печкой-лежанкой, но без трубы, дымоход и окна заменяли отверстия в стенах. Обрадованные разведчики-поморы, проведя здесь ночь, поспешили сообщить о своем открытии товарищам, оставшимся на судне среди снегов.
Но судна не оказалось: затертое льдами вместе с оставшимися там поморами – исчезло бесследно.
И так, их осталось четверо: братья Хилковы, Алексей и Иван, Шарапов Степан и Виругин Федор – четыре мезенских робинзона, четыре помора, потерявших своих товарищей, потерявших все, кроме духа бодрости и способности, не унывая, жить и бороться за жизнь.
Они возвратились в найденную ими хижину и здесь обосновались. Двенадцать зарядов сворок были ими израсходованы и больше, казалось, им нечем будет бить оленей себе на пропитание и нечем обороняться от назойливых белых медведей. Смерть так или иначе угрожала им. Но робинзонам посчастливилось найти доску от разбитого судна, несколько штук гвоздей, гибкий еловый прут, из чего они соорудили копья, лук и четыре стрелы с наконечниками из найденных ржавых гвоздей. Плоский камень служил им наковальней для изготовления примитивного оружия. И, если никак нельзя было сберечь ружейные заряды, то эти всего-навсего четыре стрелы, – по одной на помора и копья служили им верную службу в течение шестилетнего их пребывания на острове!.. Это не сказка, а быль, результат предприимчивости и смекалки русских поморов. Естественно, они не могли себе в таких условиях позволить роскошь пускать стрелы на ветер, били они зверя без промаха, с наиболее близкого расстояния, и эти же стрелы вытаскивали из туш убитых зверей, заостряли на камне и вновь пускали в дело. Четырьмя стрелами они убили двести оленей, много песцов и лисиц. С копьями выходили на белых медведей в единоборство, охотились и запасались оленьим жиром, медвежьим салом и шкурами. Пищей служило им оленье и медвежье мясо, летом провяленное на солнце и прокопченное в дыму костра.
Так они в трудах и заботах, в ожидании себе спасения, проводили долгие томительные дни, месяцы и годы.
Когда наступили зимние четырехмесячные, скучные ночи, они не отлучались далеко от своей одинокой хижины, заготовив на целую зиму говядины, дров и сала для освещения жилья; четыре робинзона коротали время, рассказывая поочередно все сказки и бывальщины, какие только они знали и приходили в голову; иногда глубокая заполярная ночь, под вой пурги и под свист ветра, оглашалась их протяжными песнями о славных поморах и о древних киевских богатырях.
Здесь был русский дух, здесь Русью пахло…
Трое из мезенских робинзонов были молодыми людьми-холостяками, они легче переносили тяжесть разлуки с родиной. Четвертый – Алексей Хилков, – старший среди них, – оставил в Мезени жену и детей. Он часто задумывался о семье, о своей участи, и когда товарищи, закутавшись в медвежьи шкуры, усыпали, он сидел одиноко перед самодельной глиняной лампадой, смотрел на колеблющийся язычок огня и тайком утирал стекавшие по щекам слезы.
Найдут ли их когда пропавших? Да и будут ли искать? Ведь никто не знает о них, четырех, случайно оставшихся в живых.
Неизвестность будущего давила на их сознание, не менее чем сама безысходная действительность. Однако решено было не унывать, крепко держаться до конца.
Ни дикие звери, ни холод, ничто не представляло теперь большой опасности для мезенских робинзонов, приспособившихся к суровым условиям неприветливого Шпицбергена. Нужно было опасаться немилосердной цынги – спутницы заполярных жителей. И чем предостеречь себя от этой страшной и неизбежной болезни, особенно в долгую зимнюю ночь, в период их почти неподвижной жизни?.. И тут старший из них, более опытный Алексей Хилков дал совет товарищам (и сам служил им примером) – ежедневно и по возможности чаще производить какие бы ни было физические упражнения – своего рода гимнастику. Затем по его же совету они принялись искать под снегом и льдом так называемую «ложечную» траву, как противоцынготное средство, в пищу стали употреблять сырое мороженое мясо, а иногда пили оленью кровь. Один лишь из четырех – Федор Виругин, пренебрегал этими советами борьбы против цынги, заболел, не вставал с постели, если так можно назвать логово из медвежьих и оленьих шкур, и, наконец, несмотря на всевозможные меры помощи со стороны своих друзей – умер.
Вся одежда и обувь, что имелась у трех поморов необитаемого острова, быстро износилась, белье было израсходовано на бинты болевшего цынгой Виругина.
И тут надо было искать выход из положения. Мезенские робинзоны не растерялись, они преодолели и эту трудность, они нашли способы выделки оленьих шкур и стали изготовлять подобие зимней одежды и обуви.
Так они ограждали себя от холода и сырости, а от голода они были обеспечены совершенно; было бы здоровье, да не ломались копья и не терялись стрелы.
За шесть лет и три месяца пребывания на Шпицбергене они не потеряли надежды на встречу с людьми Большой Земли. Эта надежда теплилась в их закоченевших сердцах, согревала их души. Так трудна жизнь, а без надежды на лучшее она была бы совсем в тех условиях невыносимой.
В летнюю пору, когда полуночное солнце ласкало угрюмых, бородатых мезенских отшельников, они все трое выходили на высокий скалистый берег и тоскливо смотрели в сторону желанной Родины.
Однажды на горизонте показалось оснащенное парусами судно. Обрадованные поморы быстро развели костер. Для такого случая они готовы были зажечь хижину, лишь бы не остаться не замеченными. Они соорудили флаг из оленьей шкуры и стали махать им, чтобы привлечь внимание неизвестных корабельщиков. С корабля заметили сигналы, и капитан приказал направить судно к берегу. Прибывшие на промысел архангельские зверобои удивились необычайному виду своих земляков, одетых невесть в какие одеяния, изготовленные их сыромятных оленьих и медвежьих шкур.
Через шесть с лишним лет мезенские робинзоны впервые заговорили с людьми, такими же, как и они, поморами-охотниками. Их говор за годы одиночества как-то изменился, был не совсем внятен, а сами отшельники выглядели мрачно, и все движения их были настороженны и робки.
Познакомившись со своими спасителями, островитяне повели их к себе, показали свое жилье и склад. В хранилище, расположенном по соседству с хижиной, в ущельи скалы за ледяными глыбами, отшельники скопили более ста пудов оленьего жира, свыше двухсот оленьих и медвежьих шкур, множество шкур песцовых и лисьих. Все это было погружено на корабль, и после пятимесячного плавания вместе с мезенскими робинзонами доставлено в Архангельск.
В 1772 году в Петербурге вышла книга: «Приключения четырех русских матросов к острову Шпицбергену принесенных где они шесть лет и три месяца прожили». Книга написана со слов одного из четырех моряков – Алексея Хилкова (по другим источникам Симкова) и представляет собою уникальную библиографическую редкость.
Comments are closed