Л.Н. ХРУШКАЯ

ИЗ ИСТОРИИ МИССИОНЕРСКОЙ И ПРОМЫСЛОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВЫГОВЦЕВ В АРХАНГЕЛОГОРОДСКОЙ ГУБЕРНИИ

Источник текста: Старообрядчество : история, культура, современность: Материалы ХI Международной научной конференции. Том. 1. / Редакторы-составители В.И. Осипов Н.В. Зиновкина Е.И. Соколова А.В. Осипова. М., 2014. С. 108-123.

Первое упоминание о пребывании обитателей Выговской пустыни на Двинской земле относится к концу XVII в. Выговец Мемнон, бывший служитель Соловецкого монастыря, находившийся по хозяйственным делам общежительства в Москве, был схвачен сумскими стрельцами и доставлен на Соловецкое подворье. Впоследствии Мемнона отправили в Холмогоры для проведения следствия двинским воеводой и архиепископом Холмогорским и Важским Афанасием. Ни увещания, ни истязания не смогли сломить волю пустынножителя, который не отказался от своих убеждений. 22 апреля 1698 г. мужественный выговец был сожжён в Холмогорах. Впоследствии Мемнон стал одним из героев книги Семена Денисова «Виноград Российский» (1).

В связи с осуществлением торгово-промысловой деятельности Выговской старообрядческой пустыни в портовом городе Архангельске было создано Выговское подворье. Иван Филиппов в «Истории Выговской пустыни» описывает драматический эпизод из жизни одного из основателей обители Захария Стефанова (умер в 1737 г.), уроженца с. Толвуйского. Во времена архиепископа Афанасия выговец Захарий «не вем каким случаем» был заключён в тюрьме Архиерейского судного приказа в Холмогорах. Где-то в канун праздника Рождества Богородицы он чудесным образом освободился и пришёл в «свое знатное подворие», откуда его поскорее увезли (2). Ориентируясь по дате смерти архиепископа Афанасия, 5 сентября 1702 г., можно сказать, что подворье Выговского монастыря в этот период уже существовало. Возможно, оно находилось в Холмогорах, которые в тот момент являлись торгово-административным центром Двинской земли. В промемории из домовой канцелярии архиепископа Архангелогородского и Холмогорского Варсонофия в Архангелогородскую губернскую канцелярию от 8 июля 1743 г. говорится: «Того Данилова монастыря раскольщики издавна лет у города Архангелского безвыездно живут своим двором и жителство имеют» (3).

Императорскими указами от 12 мая 1711 г. и 5 марта 1714 г. обитатели Выговской пустыни не только получили права вести свои промыслы и торговлю, но и, что было немаловажно для них, укрепили своё конфессиональное положение. Будучи подвижниками древнего благочестия, выговцы успешно занимались пропагандой старой веры в процессе торговой и промысловой деятельности. Разъезжавшие по делам общежительства насельники брали с собой списки с указов, используя их как охранные грамоты (4).

Один из таких нормативных документов, как указ Сената от 23 марта 1734 г., направленный в Архангелогородскую губернскую канцелярию, предписывал, чтобы промышленникам Выговского общежительства «в ловле всяких зверей и рыб и других животных различных родов и маловидных и курьезных вещей также и лесовых всяких зверей живых и в отправлении оных ко двору ея императорскаго величества запрещения и помешательства и остановки никому не чинить» (5).

Как свидетельствует вышеуказанная промемория из домовой канцелярии архиепископа Варсонофия, в марте 1743 г. в г. Архангельске в доме «записного раскольника» Выговской пустыни Амоса Корнилова, приказчика подворья, были изъяты и препровождены в канцелярию старопечатные и рукописные книги, иконы и отливные кресты, изготовленные «по их раскольническому суеверию». Приказчик А. Корнилов в июле 1743 г. явился в канцелярию архиепископа с просьбой о возвращении ему отобранного имущества. Выговец был одет не в «указном раскольническом платье». На вопрос Варсонофия, почему форма одежды не соответствует закону, Амос Корнилов «ответствовал, что им выгоречанам о том указа не имеется» (6). Выговца направили в Архангелогородскую губернскую канцелярию, где он «под караулом» провёл несколько дней. Вскоре ввиду дела государственной важности, которое состояло в отправке судов на морской промысел, Амоса Корнилова освободили «с роспискою на добрые поруки» (7).

Поручителями выговца являлись холмогорцы Яков Васильев сын Деревцов и Фёдор Матфеев сын Евлампиев, люди явно небедные, так как в случае побега А. Корнилова они должны были сначала принять меры к его розыску, при отрицательном результате – заплатить штраф (8).

Амос Корнилов являлся известным в Поморье промышленником, сам 15 раз ходил на промысел к Шпицбергену и неоднократно зимовал там. Будучи на промысле летом 1749 г., он спас и доставил в Архангельск четверых мезенских промышленников, так называемых «мезенских робинзонов», которые вынуждены были 6 лет и 3 месяца зимовать на острове Эдж (Малый Бурун) архипелага Шпицберген (9). В период создания полярной экспедиции по проекту М.В. Ломоносова в марте 1764 г. именно Амос Корнилов, проживавший в Архангельске, как опытный мореход был вызван в Петербург, для свидетельства членам Морской Российских флотов комиссии о промыслах и мореплавании в Арктике (10). Примечателен и тот факт, что М.В. Ломоносов, в юности ходивший на промыслы, не только хорошо был знаком с выговцем А. Корниловым, но и называл его «достойным приятелем» (11). Возможно, они познакомились в Выговской пустыни, где, по предположению исследователей, обучался в молодые годы великий учёный (12). Стряпчий Амос Корнилов, умерший в 1780 г., как наиболее почитаемый выговец поминался в соборной панихиде на Выгу в 1810-е годы (13).

В конце 1730-х годов доносчик Иван Круглов свидетельствовал о том, что выговские морские суда отправляются на острова Грумант (о. Шпицберген) и Вайгач и на Канин нос с пристани, которую держит Максим Алексеев. В северных морях староверы вели промыслы на треску, моржей, белуг, нерпу, которых отвозили на продажу в г. Архангельск, где находились их стряпчие Ефим Семёнов и Борис Ухов (14), проживавшие, вероятно, на Выговском подворье.

В такой печальный в истории пустыни период, как голодные годы (1705–1712), по образному выражению историка И. Филиппова, «зяблые и зеленые многия годы», обитатели Выга осуществляли поездки по Поморью и на Мезень с целью «изыскания мест» для перемещения всей обители на более удобное местожительство. Историк рассказывает: «в монастыре совет сотвориша, избраша из своих людей, кому куда ехати и разославше во вся страны, иных к городу Архангельскому, а Захария на Мезень, а иных на Мурманское, на рыбной промысел. Потом послаша пашенной земли искати, где бы можно поселитися жити, или пахати и ходиша по Мезени и по прочим тамошним рекам и в поморских краях и тама не найдоша таких пашенных мест» (15).

Известно, что настоятель общежительства Семён Денисов в – 111 – 1730-х годах с новгородцем Гавриилом Евтихиевым (Евтифиев) приезжали в Архангельск «ради братских потреб». Из города они добрались до мезенских слобод, где на могиле подвижников древнего благочестия Фёдора и Луки отслужили панихиду (16). Иван Филиппов в «Истории Выговского общежительства» свидетельствует о поездке в Архангельск примерно в 1730–1740-х годах поверенного по делам общежительства Мануила Петрова «для своих крайних необходимых нужд» (17).

Промысловая деятельность обитателей Выговской пустыни на Канином носу в Мезенском уезде Двинской земли осуществлялась с начала XVIII в. Иван Филиппов в «Истории Выговской пустыни» освещает некоторые эпизоды из жизни выговцев этом регионе. В главе «О соборном брате Луке Федорове» говорится, что Лука «еще в первые же лета по пришествии своем в монастырь, со Андреем Дионисиевым, и с Захарием для избрания и изыскания мест, ездяше к морю на Мезень и Печору и тамо пребысть на Канином носу для промысла годишное время и болши». Лука Фёдоров находился на Канином носу с трудником Иваном Внифантиевым (Иоанн Винфантиев), который до приезда в Мезенский уезд прожил в пустыни, состоя в службах братских лет «с десять» (18). Интересны сведения об И. Внифантьеве как учителе, обучавшем юных выговцев «пустынному и общежительному свойству и книжному учению» (19). Этот «муж благ», несмотря на его приверженность к старообрядчеству, не желал перекрещиваться, так как «поп его по старому бутто бы требнику» крестил. Вместе с другими выговцами Иван был отправлен на промысловые работы на Канин нос. В период зимнего звериного промысла выговские промышленники проживали в разных кельях по одному или по двое. Кельи располагались друг от друга на дальнем расстоянии. Там в зимней пустыне тяжёлая болезнь подкосила Ивана. Перед смертью он попросил соседа по келье Луку Фёдорова исповедать и перекрестить его «святым крещением». На похороны Ивана Внифантиева выговцы, из них историк упоминает только одного общежительного брата Симеона, съехались на оленях. Через 20 лет место захоронения Ивана Внифантиева, расположенное «в край реки и моря», размыло. «Братия мезенцы», по всей видимости, местные староверы, обнаружили гроб и в нём нетленное тело. В связи с этим на Канин нос приезжали представители из Выговской пустыни. В – 112 – 1725–1727 гг. было создано «Житие Ивана Внифантьева» (20).

Сохранились сведения ещё об одном выговском труднике – Прокопии Семёнове Толвуйском, ревнителе древнего благочестия, который «в морских промыслах велие тщание и усердие показа». Прокопию приходилось работать в зимовьях, расположенных как на Канином носу, так и на острове Колгуеве. К тому же он являлся «передовым человеком и кормщиком на море хождаше». Заболев цингой, Прокопий завершил свой жизненный путь в Выговском общежительстве (21). Поработал на Канином носу и известный выговский промышленник Иван Емелианов Старцов (умер в 1743 г.). Впоследствии он, проживая в Суме, занимался отправкой морских судов на Грумант, Новую Землю и на Канин нос (22).

Внутренняя жизнь Выговской пустыни строилась по монастырскому уставу. В связи с этим утверждались правила монастырского благочиния для братии, занимавшейся хозяйственно-промысловой деятельностью за пределами монастыря. В 1720-е годы Семёном Денисовым и Мануилом Петровым был составлен «Предел братии на промыслах морских летозимно пребывающим на Груманте и Новой Земле, изданный от общаго церковного совета». Выговским промышленникам, которые занимались добычей шкур и сала морских животных на северных островах, предписывалось соблюдать монастырское благочиние. Запрещалось иметь свои деньги, проводить всякие операции, связанные с куплей, продажей, меной, следовало обходиться готовыми припасами как съестными, так и одёжными. Братия обязана была соблюдать посты. Из документа явствует, что на промыслах за порядком наблюдали старосты. Особо уделялось внимание поведению выговских промышленников в городе (так в документах назывался Архангельск), где, естественно, было больше соблазнов. Запрещалась продажа даже испорченных шкур зверей, которые необходимо было «всеблагоревностно отдавати» в монастырскую казну. Не допускалось пьянство. Разрешалось мыться в бане только при Выговском подворье, где, по всей видимости, останавливались выговские промышленники. Нарушение установленных правил в некоторых случаях грозило выговцам в духе того времени «жестоким истязанием» (23). Выго-Лексинский летописец зафиксировал трагические события, постигшие выговцев в 1749 г.: «Сего года на Груманте и на Новой земле целые судна людей помроша» (24).

Интересны сведения о промысловой деятельности насельни- – 113 – ков Выговской пустыни в Яренском уезде Великоустюжской провинции Архангелогородской губернии. Следственные документы домовой консистории архиепископа Архангелогородского и Холмогорского за 1744 г. свидетельствуют, что примерно 20 лет назад в Мылдинскую волость Яренского уезда приехали по последнему зимнему пути старообрядцы с Выга Никита Евтихиев и Иван (больше никаких сведений о нём информант Е. Логинов не указал). «И слыша он (Е. Логинов. –Л.Х.), что те расколщики были в Яренской канцелярии и объявили указ, а отколе не знает, что велено им по Печеры реки промышлять во дворец государев живых зверей соболеи бобров и жили они в тои волости до разлития вод, ис которои поехали на судне вниз тои Печеры реки с усолцами и поселились краи онои реки в местечке, называемом Устьяренцы, разстоянием от онои Мылдынской волости с пять сот верст, где и поныне живут, промышляя всякого зверя и рыбу всего ныне человек з двадцать» (25).

Следующим объектом промысловой деятельности обитателей Выговской пустыни в Архангелогородской губернии стал Пустозерский уезд. В ноябре 1732 г. обыватель Выгорецкого общежительства Мануил Петров, будущий киновиарх пустыни, подал в Архангелогородскую губернскую канцелярию прошение, где указал, что «имеютца по реке Печере вверх от Усцелемскои слободки за 400 верст пустыя места подле реки Печеры от реки Усы вверх едучи до Красного мыса и до Медвежья (далее слово неразборчиво. – Л.Х.) по берегам яко Печеры реки и по малым рекам и в лесах звериныя промыслы и в реке Печере рыбные ловли, которые издревле лежат в пустее и никому из оброку не отданы и никакого платежа с них не имеетца». Из данного документа явствует, что представители Выга осведомлены о состоянии оброчных земель в Пустозерском уезде. Они просили отдать им в оброк на 10 лет вышеуказанные земли, за использование которых выговцы обещались платить в губернскую канцелярию от оброчных денег с рыбных ловель по 40 копеек и со звериных промыслов по 10 копеек в год (26).

Губернская канцелярия в феврале 1733 г. послала пустозерскому воеводе указ, которым повелела предоставить ведомость о владельцах вышеперечисленных рыбных ловель и звериных промыслов. В том случае, если владельцев не окажется, то в Пустозерском остроге и слободках в «пристойных местах выставить публикации» об отдаче этих промыслов на оброк. Прежде всего по – 114 – российскому законодательству следовало устроить торг среди местных жителей, желающих стать владельцами промыслов. Однако несмотря на то, что данные пустопорожние места находились в границах владений жителей Ижемской и Усть-Цилемской слободок, на торг никто из них не явился, ввиду отдалённости промыслов, расположенных на расстоянии четырехсот верст от слободки Усть-Цилемской, близ Чердынского уезда (27).

В соответствии с регламентом Камер-коллегии, губернаторы были обязаны использовать всякую возможность для пополнения государственной казны, поэтому следующая попытка представителей Выга получить в оброк пустопорожние земли оказалась более успешной. В Архангелогородскую губернскую канцелярию 15 февраля 1734 г. поступило прошение стряпчего Выгорецкой пустыни Ефима Семёнова об отдаче выговцам во владение пустых мест: «в Усцелемской слободки за четыреста верст близ Чердынского уезда от росолной Курьи вверх Печеры реки на западнои стороне берега до Краснои реки и меж тем урочищи в Печере реке рыбные ловли в тонях повыше Кожвы реки и в прилучке против Канина носа отдать из оброку на десять лет, с которых мест платить будет по пятидесят копеек на год» (28).

Указом Архангелогородской губернской канцелярии от 7 марта 1734 г. обывателям Выгорецкого общежительства Ефиму Семёнову с товарищами была отдана во владение на 4 года следующая территория: «от Усцелемской слободки за четыреста верст близ Чердынского уезда в верх по Печере реки на западнои стороне берега до Краснои реки и меж теми урочища в Печере реке рыбных ловель в тонях повыше Усы реки и в прилуке против Канина Носа» (29).

31 мая 1734 г. в Пустозерском остроге был подписан документ, где говорилось, что местное население уступает вышеуказанные урочища и удобный рыболовный промысел выговским обывателям, а именно Семёнову с товарищами и их представителю Никите выгозерову. (Очевидно, что здесь «выгозеров» не фамилия, а скорее прозвище, указующее на принадлежность к Выговской пустыни) (30). Представителями пустозерских крестьян являлись посыльщики Ижемской слободки Прокофий Дуркин и Григорий Кожевин. Пустозерская воеводская канцелярия издала указ, которым зафиксировала владения выговцев в уезде, и передала его Никите Выгозерову (31).

По всей видимости, в связи с получением новых земель в оброчное содержание киновиархом Выговского общежительства Семёном Денисовым в 1730-х годах был написан «Предел общежителнаго совещания братии, пребывающым на Печерстем промысле». В документе говорится о назначении руководителем промысла Василия Леонтьева, а его помощником – Никиты Евтихиева. В пределе наряду с требованиями к братии о соблюдении монастырского благочиния содержались деловые распоряжения по работе промысла и своевременной отчётности. В общежитии на промысле запрещалось иметь коров. Судя по тому, что приказывалось заведённых коров продать или отдать местным жителям, то, очевидно, выговская братия там уже обосновалась и имела своё хозяйство. Выговские промышленники в бассейне р. Печоры занимались добычей пушнины, оленьих и тюленьих шкур и заготовкой рыбы (32).

Следует отметить, что руководство Выговской обители, стремившееся достичь компромисса с властями для сохранения старой веры, не раз использовало в качестве подарков императорским особам и высокопоставленным лицам разных лесных зверей (соболей, бобров) и оленей, привезённых с северных промыслов. В «Истории» И. Филиппова рассказывается об одном драматическом эпизоде, связанном с доставкой из Мезенского региона оленей, которых выгоречане собирались преподнести Елизавете Петровне на коронование. За оленями с Выга на далёкий Север был отправлен специальный человек («посылщик»). Однако он не только не торопился выполнить столь важное задание, но ещё «проводил за своим безумством недели з две на Мезени за пианством». Другой человек по имени Лупа, поехавший на Печору за живыми соболями и бобрами, также «мешкотно ехал». Третий посланец и вообще на Печоре пропал (33). По всей видимости, не все выговцы одобряли политику руководства пустыни, направленную на достижение компромисса с властями. В результате происшедших событий выговские староверы не успели преподнести подарки государыне. «А как приехал в Питербурх Мануил (Петров. – Л.Х.) с Васильем (Данилов. – Л.Х.), никакой милости не получили, что не с чим, а к самой государыни итти тоже не с чим, олени не поспели» (34). Впоследствии не раз Елизавета Петровна принимала северные подарки от пустынножителей, которые надеялись на положительное разрешение возникших у них проблем. Так, историк Выга И. Филиппов описы- – 116 – вает эпизод об отправлении выговцами за неделю до Рождества Христова (год не указан) в Петербург 66 живых оленей, 2 бобра и соболя. Императрица получила в подарок 42 оленя и лесных зверей, остальные олени были розданы «господам», из них две пары оленей достались Новгородскому архиерею Амбросию. Историк сообщает: «приняли вси милостиво» (35).

Что касается Выгорецкого подворья в г. Архангельске, то в городовых обывательских книгах за 1807–1809 гг. зафиксирована информация о том, что поверенный Выгорецкого старообрядческого общежительства крестьянин Повенецкой округи Семён Пушков продал «каменный полудом» архангельскому купцу Ермолину Фёдору Власовичу (36). В 1830-х годах в городе находились дома со службами, салотопенный завод и 4 мореходных судна, принадлежавшие Выговскому общежительству. Уполномоченным Выга в Архангельске в тот период являлся Богданов Андрей Николаевич. Ввиду того, что высочайшим повелением от 4 февраля 1836 г. не дозволялось старообрядческому обществу владеть недвижимой собственностью, то в 1838 г. имущество пустыни было продано (37).

Вместе с выговскими промышленниками, деятельность которых осуществлялась на законных основаниях, на Архангельский Север из Выгореции тайным образом приезжали миссионеры.

Скупые сведения сохранились о священноиноке Пафнутии (Пафнотий) Соловецком, принимавшем активное участие в организации внутренней жизни Выговской пустыни по монастырскому уставу. Иван Филиппов в «Истории» рассказыват об иеромонахе Пафнутии: «в монастыре живучи и постригаше иноков и инокиньотъехав на съезд к морю, где прежде живяше в поморские пустыни» (38). Судя по свидетельству старообрядческой старицы Каптелины на допросе в канцелярии архиепископа Холмогорского и Важского в 1723 г., «черный поп Пафнутий Соловецкого монастыря» в г. Архангельске постриг в монахи обитателя скита на р. Мегре (Зимний берег Белого моря) архангелогородца Герасима Дмитриевича Блинникова (39). Также известно что Пафнутий постригал в монахини обитательниц скитов на Зимней стороне (40).

Упоминается в «Истории» и некий чернец Иона: «первее поживе в шолтопороском ските, съехав в Поморскую пустыню и тамо за Мезенью живяше, идеже и скончася» (41). Источников о дальнейшей судьбе монаха Ионы не выявлено.

Историк Выга Иван Филиппов по понятным причинам не освещает работу выговских миссионеров, но об её успешности говорит такой факт, что уже в начале XVIII в. в Мезенско-Пустозерском регионе проходило перекрещение староверов в даниловское (поморское) согласие, которое впоследствии стало там доминирующим. Одним из первых миссионеров Выговского общежительства являлся монах Феофан. Об этом свидетельствуют сохранившиеся следственные документы домовой консистории архиепископа Архангелогородского и Холмогорского. Парфён Клокотов, один из руководителей Великопоженского общежительства, в 1744 г. на допросе показал, что уже примерно в 1706 г. («тридцат осмь» лет назад) на р. Оме в Жердской волости Мезенского уезда существовала небольшая пустынь, наставником которой являлся восьмидесятилетний монах Феофан, постриженник Соловецкого монастыря. «Токмо дал ему оной монах правило как молится. А моление в той пустыни было согласия даниловской Выгорецкой пустыни» (42).

По свидетельству П. Клокотова, примерно в 1711 г. в скит на р. Оме приехал из старообрядческой пустыни на Великих Лугах крестьянин Койнасской волости Мезенского уезда Марк Ляпунов, который позвал старца Феофана для жительства в пустынь, где не было настоятеля. Вместе с монахом туда поехал и сам Клокотов (43). (Принимая во внимание свидетельство П.Клокотова в 1743 г., он появился на Пижме в 1713 г.) На тот момент в Великопоженской пустыни на реке Пижме в четырех кельях проживали 15 бельцов мужчин и 10 женщин. Насельниками являлись крестьяне из разных волостей Мезенского уезда. Выясняется ещё одно интересное обстоятельство: уже к тому времени в ведении этой пустыни имелось поселение для рыбного промысла, находившееся на расстоянии шестисот вёрст от скита вверх по реке Печоре при урочище Устьшсугоры. В нём проживало «мужеска и женска пола человек по десять» (44). Следовательно, ни инок Феофан, ни Парфён Клокотов не являлись, как общепринято считать, организаторами Великопоженского скита. В течение пяти лет старец Феофан был настоятелем обители на р. Пижме. На похороны старца (умер между 1716–1718 гг.) в скит приехали представители из Выговской пустыни (45). Данный факт говорит о связи Великопоженского скита с Выгом.

Следующим наставником старообрядческой пустыни на Великих Лугах стал известный выговец Иван Анкидинов. В доносе Ивана Круглова (1730-е годы) упоминается о «раскольническом учителе Иване Анкудинове», посланном из Выгорецкого общежительства от «главных раскольнических учителей» за г. Архангельский на реку Мезень «для учения живущих там раскольников» (46). Как свидетельствовал Парфён Клокотов в 1744 г., на место умершего монаха Феофана определили бельца Ивана Анкидинова, пришедшего из Выговской пустыни, где он был положен в двойной оклад (47). Таким образом, И. Анкидинов, являясь «записным раскольником», несмотря на то, что проживал в Великопоженской пустыни, значился всё же за Выговской обителью.

Предположительно Иван Анкидинов стал наставником скита сразу же после смерти монаха Феофана. Вероятно, он прибыл на Пижму с делегацией выговцев, приезжавшей на похороны Феофана. На допросе в домовой консистории архиепископа Архангелогородского и Холмогорского Варсонофия в 1744 г. насельник скита на р. Колве крестьянин Перемской волости Кеврольского уезда Яким Тимофеев сын Томилов, 37 лет от роду, показал, что когда ему шёл одиннадцатый год (примерно 1717–1718 годы), родители отпустили его на жительство в скит на Великих Лугах с крестьянином этой же волости Игнатием Гусевым. Наставник Анкидинов перекрестил мальчика в р. Пижме ночью без изменения имени. Также он обучил Якима в детском возрасте «грамоте российской» (48). Парфён Клокотов, который занимался хозяйственными вопросами Великопоженского скита, характеризует Ивана Анкидинова следующими словами: «доволно умеющий грамоты» (49).

Сохранились сведения об активной деятельности Ивана Анкидинова на Выгу. Он являлся членом выговского Собора, проходившего 20 марта 1719 г., где решался вопрос о непринятии на исповедь «неприобщенных и отлученных» (50). О его незаурядности, просвещённости в вопросах старообрядчества говорит факт участия в качестве выборного от скитов вместе с Мануилом Петровым, выборным от общежительства, в обсуждении «Поморских ответов» с иеромонахом Неофитом в 1723 г. (51). По всей видимости, в этот период Иван Анкидинов уже был наставником Великопоженского скита. Следовательно, он являлся выборным не только от выговских скитов, но и скитов поморского (даниловского) согласия Архангелогородской губернии. Однако Иван Анкидинов не мог долго находиться на Выгу, и вместо него работу по обсуждению «Поморских ответов» продолжил иконописец Иван Матвеев (52). Предположительно – 119 – наставник Великопоженского скита совершил поездку в Выговское общежительство с целью записаться в двойной оклад, так как известно, что перепись выговских обитателей состоялась в 1723 г. (53).

В этом же регионе на реке Цильме находился старообрядческий скит поморского (даниловского) согласия, названный Цилемским. Ходят легенды, что «когда-то в старые годы стоял большой старообрядческий монастырь, под управлением старца-наставника жило 40 монахов. Приехало, передают крестьяне, начальство, случайно про монастырь узнавшее, старцев разогнали, монастырь закрыли» (54). Никакой информации о монахах не сохранилось. Известны имена насельников скита. Ими были мезенские крестьяне-староверы, которые там жили со своими семьями. В конце XVIII в. наставником скита являлся один из этих крестьян Антипа Маркович Ларионов. Он в 1796–1798 гг. можно сказать проходил стажировку в Выговской пустыни, где переписывал и переплетал старообрядческие книги (55). Автор данной статьи полагает, что загадочными монахами были выговцы, которые, получив оброчные земли, вели промысловую работу. Выговская братия жила благочинно, соблюдая монастырский устав. После окончания срока оброка они уехали на Выг, оставив некоторое имущество своим единоверцам, мезенским крестьянамстароверам, которые и образовали Усть-Цилемский скит.

По другой версии автор статьи, Цилемский скит являлся некогда частью Великопоженского скита, который состоял из нескольких поселений крестьян-староверов (56). После самосожжения, происшедшего на р. Пижме в декабре 1743 г., поселение староверов на р. Цильме стало самостоятельном скитом. В отличие от насельников на Пижме, которого насельники зарегистрировали в 1745 г. в губернской канцелярии, Цилемский скит существовал тайным образом.

Духовное ведомство беспокоила активная деятельность выгорецких пустынников на Севере. В начале XVIII в. архиепископ Холмогорский и Важский Варнава (1712–1730) доносил в Синод: «На Мезени и Пустозерске многие люди развращены от церкви в раскол, а паче в крестном сложении упрямствуют, а оная прелесть размножена в тех местах от Выгорских общежителей Данилова согласия, которыя по часту в тех местах бывают, а инде и довольное время живут для разъяснения расколу». В доношении говорилось, что «расколоучители» с Выга свободно разъезжают по губернии, так как имеют паспорта на промысел пушных зверей для императорского двора (57).

Аналогичную информацию содержит и указ Правительствующего Синода архангелогородскому губернатору И.П. Измайлову «с товарищами» от 17 мая 1726 г.: «учинилось, что на Мезени и Кевроле, в Пустозерске от Выгорецких общежителей расколщиков Данилова согласия многия люди развращены от церкви в раскол». Выговцы прибывали в регион вполне на законных основаниях, имея при себе «указ и пашпорт с олонецких петровских заводов от лантрата Муравьева для ловли и промыслу зверей живых в дом ея императорского величества» (58). Используя удобную ситуацию, выговские пустынножители занимались пропагандой старообрядческих воззрений, что, по мнению Синода, привело в 1724 г. к самосожжению 108 староверов в Азапольской волости Мезенского уезда. В связи с этим губернатору было предписано выявлять выгорецких раскольщиков «бродящих и благочестивого простаго народа от Святыя церкви отвращающих» и высылать «на прежния их жилища» (59). Принимая во внимание, что в Мезенском и Пустозерском уездах среди староверов укоренилось в основном поморское (даниловское) согласие, то гости с Выга миссию по распространению и укреплению древнеправославной веры осуществляли вполне успешно.

Следует отметить, что ни Синод, ни архиепископ не указывают конкретных имён «расколоучителей» с Выга. По всей видимости, выговцы в вопросах пропаганды действовали крайне осторожно. Так, крестьянин из зырян Мылдинской волости Яренского уезда Е.И. Логинов на допросе в архиепископской канцелярии отрицал факт пропагандистской деятельности выговцев, которые некоторое время проживали в их волости. Логинов утверждал, что в скиту на Великих Лугах он оказался благодаря увещаниям местных крестьян-великопоженцев Ильи Фёдорова, его брата Никифора и Тараса Яковлева, приезжавших в Мылдинскую волость для покупки хлеба и других товаров (60). По всей видимости, выговцы, работавшие на промыслах, не занимались распространением старообрядческих воззрений среди населения. С этой целью в регион из Выговской пустыни приезжали миссионеры (Пафнутий, Иона, Феофан, Иван Анкидинов, вероятно, были и другие), связь которых с Выгом не была очевидной для действующей власти. Тем не менее, благочестивая жизнь выговских промышленников являлась примером подвижнического служения Богу для местных крестьян, в большинстве своем староверов или склонных к староверию.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Денисов С. Виноград Российский. М., 2008. С.331–351.
2. Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. М., 2005. С.252–253.
3. Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. и-1. Оп.1. Д.3543. Л.1об.
4. Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти 18 века. СПб., 1909. С.11–14; Юхименко Е.М. Выговская старообрядческая пустынь. Духовная жизнь и литература. Т.1. М., 2002. С.41–42.
5. ГААО. Ф. и-1. Оп.1. Д.3543. Л.3–3об.
6. Там же. Л.1.
7. Там же. Л.4–4об.
8. Там же. Л.3–5.
9. Окладников Н.А. Российские колумбы (Мезенские полярные мореходы и землепроходцы). Архангельск, 2008. С.233–234.
10. Там же С.233.
11. Там же. С.232.
12. Юхименко Е.М. «Мудрости многоценное сокровище» // Вторые Мяндинские чтения: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. 11– 12 июля 2010 г. с. Усть–Цильма. Т.1. Сыктывкар, 2011 г. С.178; Анисимова В.Н. «Пора признать историческую правоту старообрядчества»: Из переписки П.И. Власова с В.И. Малышевым // Старообрядчество. История. Культура. Современность. Материалы. Т.2. М., 2011. С.185.
13. Выго-Лексинский летописец / Подг. текста и примеч. Е.М. Юхименко // Выговская поморская пустынь и ее значение в истории России. СПб., 2003. С.312.
14. Есипов Г. Раскольничьи дела XVIII столетия. СПб., 1861. Т.1. С.435.
15. Филиппов И. Указ. соч. С.132.
16. Денисов С. Виноград Российский. М., 1906. С.120об.–121.
17. Филиппов И. Указ. соч. С.337.
18. Там же. С.235–237.
19. Неизвестная Россия. К 300-летию Выговской старообрядческой пустыни. Каталог выставки. М., 1994. С. 13.
20. Юхименко Е.М. Предисловие: Крупнейший памятник Выговской историографии // Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. М., 2005. С.
21. Филиппов. Указ. соч. С.237. 21. Филиппов. Указ. соч. С.238.
22. Там же. С.260–261.
23. Выгорецкий чиновник. Факсимильное воспроизведение рукописного сборника из Древнехранилища Пушкинского Дома, коллекция И.Н. Заволоко. № 3 / Изд. подг. Г.В. Маркелов. Т.1. СПб., 2008. Л.194–195; Выгорецкий чиновник. Тексты и исследования / Изд. подг. Г.В. Маркелов. Т.2. СПб., 2008. С.219– 220, 413–414.
24. Выгорецкий чиновник. Т.2. СПб., 2008. С.416. Выго-Лексинский летописец / Подг. текста и примеч. Е.М. Юхименко // Выговская поморская пустынь и её значение в истории России. СПб., 2003. С.312.
25. ГААО. Ф.и-1. Оп.1. Д.3711. Л.6об.–7.
26. Там же. Д.1650. Л.3.
27. Там же. Д.1650. Л.10–11.
28. Там же. Л.1.
29. Там же. Л.13.
30. В переписке администрации олонецких заводов Андрея Денисова называют Андреем Поморцем, Даниила Викулина – Даниилом Пустынником. См.: Юхименко Е.М. Выговская старообрядческая пустынь. Т.1. М., 2002. С.43, 46.
31. ГААО. Ф.и-1. Оп.1. Д.1650. Л.13.
32. Выгорецкий чиновник. Л.196–197об. Выгорецкий чиновник. Т.2. СПб., 2008. С.221–222, 415–416.
33. Филиппов И. Указ. соч. С.348.
34. Там же. С.349.
35. Там же. С.355.
36. ГААО. Ф. и-49. Оп.4. Д.22. Л.19об. Автор приносит благодарность Татьяне Михайловне Кольцовой за предоставленную информацию.
37. Известия Общества изучения Олонецкой губернии. 1914 г. №6–7. С.65–73.
38. Филиппов И. Указ. соч. С.113.
39. ГААО. Ф. и-1025. Оп.5. Д.311. Л.5–6.
40. Там же. Д.330. Л.4–4об.
41. Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. С.125.
42. ГААО. Ф.и-1.Оп.1. Д.3711. Л.2.
43. Там же. Л.2. По показаниям П. Клокотова при следствии экспедиции премьер-майора П. Ильищева в декабре 1743 г. он прибыл в скит на р. Оме примерно в 1710 г., а на Великих Лугах 30 лет назад (где-то ок.1713 г.). См.: ГААО. Ф.и-1. Оп.1. Д.3539а. Л.83–84.
44. ГААО. Ф.и-1. Оп.1. Д.3711. Л.3.
45. Там же. Л.3.
46. Раскольничьи дела XVIII столетия. Извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии. Г. Есипов. СПб., 1861. С.449.
47. ГААО. Ф.и-1. Оп.1. Д.3711. Л.2об.
48. Там же. Л.6. Впоследствии Яким Томилов стал наставником Великопоженского скита.
49. Там же. Л.3.
50. Выгорецкий чиновник. Т.1. СПб., 2008. Л.18.
51. Бубнов И.Ю. Поморские ответы – главная книга старообрядцев // Старообрядчество: История, культура, современность. Материалы. Т.2. М., 2005. С.97–104.
52. Филиппов И. Указ. соч. С.157–162.
53. Юхименко Е.М. Выговская старообрядческая пустынь. Т.1. М., 2002. С.58–59.
54. Исторический обзор Печорского края. 1903 г. См.: ГААО. Ф. и-6. Оп.17. Д.99. Л.8.
55. Новиков А.В. Цилемский скит. Архангельск, 2009. С.73.
56. См. Вокуева Т.Д. Великопоженский скит жилища «Голый холм» и «Нижний камень»// История формирования и развития Великопоженского общежительства: Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции «За веру и крест». 2013. С.107–116.
57. ГААО. Научно-справочная библиотека. Огородников С.Ф. Материалы для истории Архангельской епархии, извлеченные из дел Синодального архива. СПб., 1893. Рукопись. С.6–7.
58. Там же. Оп.1. Д.21а. Л.586.
59. Там же. Л.586–587.
60. Там же. Оп.1. Д.3711. Л.6об.–7. В донесении в Синод архиепископ Варсонофий 18 марта 1747 г. сообщал, что «лет 20 назад в Мылдинскую для пропаганды раскола с Великопоженского скита приезжали даниловцы Никита Евтихиев и некто Иван». Архиепископ в своём донесении также использовал показания Е. Логинова. См.: Чувьюров А.А. Расселение старообрядцев в Печорском Приуралье: история и современность // Старообрядчество: История и современность. Материалы международной научно-практической конференции. СанктПетербург, 28–30 октября 2008 г. СПб., 2009. С.86.