Источник текста:

Сын Отечества: Исторический, политический и литературный журнал, издаваемый Николаем Гречем. Часть 79. Санкт-Петербург: в типографии Издателя. 1822. С.26-32; № XXVIII (продолжение). Санкт-Петербург: в типографии Издателя. 1822. С. 71-77.

Раздел II. Путешествия

В 1743 году купец города Мезени (Архангельской губернии) Иеремей Окладников отправил к Шпицбергену судно для китового и тюленьего промысла: экипаж оного состоял из 14 человек. Восемь дней сряду ветр дул им попутный, а в девятый переменился и не допустил их на западную сторону Шпицбергена, где обыкновенно пристают голландские и других народов китоловные суда; вместо того принесло их к небольшому острову, находящемуся на востоке от вышеупомянутой земли, и известному под именем восточного Шпицбергена.

Судно, приближившись к берегу на расстояние 2 миль (3 ½ версты), попалось во льды, которые угрожали экипажу неизбежною гибелью. В сем опасном положении мореходцы составили общее совещание, в котором штурман Алексей Хилков объявил, что он когда-то слыхал от мезенских жителей, что некоторые из них хотели на сем острове зимовать, это насей конец для построения избы, они взяли с собой лес из вышеупомянутого города, и что изба действительно была поставлена на некотором расстоянии от берега.

Сие известие заставило экипаж единомысленно принять намерение зимовать на сем острову, если только изба на оном существует, ибо они ясно видели опасность, которой подвергало их дальнейшее пребывание на корабле. С сею целью отправились на берег четыре человека: им было велено искать избы или других каких средств для спасения экипажа. Посланные были: штурман Хилков, крестник его Иван Хилков, Степан Шарапов и Федор Веригин. Поелику остров сей необитаем, то они хотели запастись некоторым количеством съестных припасов; но им надлежало почти две мили до берега пробираться по льдинам разной величины, находившимся по причине волнения в беспрестанном движении, от чего путь их был не только многотруден, но и опасен, а потому они и боялись слишком обременить себя ношами, дабы не потонуть с ними между льдинами. Обдумав свое положение, они решились взять ружье, пороховой рог с 12-ю зарядами, такое же число пуль, топор, небольшой котел, 20 фунтов муки, нож, трут и огниву, несколько табаку и по деревянной курительной трубке на каждого человека. С сим запасом прибыли они на остров благополучно, не предвидев угрожавшего и в последствии постигшего их несчастья. Первый шаг был осмотреть остров и отыскать избу, которую они скоро нашли в расстоянии 1 1/2 мили от берега. Она имела 36 фут длины, 18 ширины и столько же в вышину. У дверей находилось небольшое отделение, около 12 фут в ширину, имевшее сообщение с большею горницей посредством узких дверей. Отделение сие способствовало очень много к сохранению теплоты в большой комнате; в одном углу оной стояла печь, сделанная по образцу Русских крестьянских печей, то есть без трубы, и так, что в ней можно было варить кушанья и печь хлебы, а на верху с площадкой, на каких зимой простой народ обыкновенно спит.

Сие открытие чрезвычайно обрадовало путешественников, несмотря на то, что изба от долговременности была не в весьма хорошем состоянии. В ней они ночевали, а по утру с нетерпением спешили к берегу, чтобы обрадовать своих товарищей успехом своих поисков, и свезти с судна все, что было можно и нужно им на зиму. Никакими словами нельзя выразить объявшего их ужаса и горести, когда пришедши на берег, увидели они вместо льда, покрывавшего все пространство моря доколе зрение досягало, одну чистую воду, и судна своего нигде усмотреть не могли. Буря, восставшая ночью, была причиною сего несчастья. Они не знали, что сделалось с кораблем их: льдами ли его затерло и он погиб; или течением отнесло в море и он цел; ибо и сие с китоловами нередко случается. Впрочем, чтобы с ним ни случилось, сии несчастные странники уже более его не видали *)

Злополучное сие происшествие отняло у бедных наших мореходцев всякую надежду когда-либо увидеть обитаемый мир; вечное заключение на пустом острове, в самом свирепом климате, живо и во всем ужасе воображению их представилось; с сокрушенным сердцем и в отчаянии возвращались они в свою хижину! Оплакав участь свою, стали они помышлять о будущем: способы продовольствия и исправление избы прежде всего обратили на себя их внимание. Двенадцать зарядов давали им возможность убить столько же оленей, коими остров изобиловал, но после надлежало помышлять о других средствах.

Починить избу не много труда им стоило: топор и большое количество моху успеху сего дела очень способствовали, притом оно им было совершенно обычно, ибо почти все русские простолюдины, а особливо сельские, сами строят свои дома и починивают, и многие между ними есть весьма хорошие плотники.

Пронзительный холод, соделывающий полярные страны удобообитаемыми только для весьма малого числа животных, неблагоприятствует также и растениям. На Шпицбергенских островах не растут никакие деревья, ниже кустарники. Сие обстоятельство ужасным образом сокрушало бедных русских: возможно ли было без огня переносить свирепство зимних морозов? А без дров как иметь огонь? Провидение однако ж так устроило, что сии бесплодные  страны море снабдило лесом: бродя по берегу находили они деревья и сбирали; сначала попадались им корабельные обломки, а после целые, большие деревья с кореньями, приносимые из стран, щедрее природою снабженных, но неизвестных нашим мореходцам.

В первый год злополучного их пребывания на острове полезнее всего для них были доски, выброшенные на берег. Доски сии, конечно, принадлежали какому-нибудь несчастном кораблю, сокрушившемуся при здешних отдаленных и опасных берегах; ибо в них находилось много гвоздей и один железный крюк. Сии памятники кораблекрушения были выброшены на берег в самое то время, когда недостаток пороха угрожал нашим мореходцам голодною смертью; ибо застреленные ими олени почти все были уже употреблены в пищу. Вскоре за сим происшествием последовало другое, равно для них благоприятное: они нашли на берегу корень молодой сосны, загнувшейся на подобие лука.

С помощью ножа они вскоре превратили сей корень в лук, а из гвоздей хотели сделать копья для защищения себя от белых медведей: по причине необыкновенного свирепства сих зверей, они должны были страшиться их нападения. Сначала они не знали, как из гвоздя сковать наконечники для копий и стрел; но нужда всему научит. Раскалив найденный ими железный крюк, они сделали из него помощью каменьев и гвозди молот; а сим инструментом на большом камне, служившем им вместо наковальни, наковали несколько стрел и копий, которые к ратовьям прикрепили оленьими ремнями, а ратовья сделали из ветвей выкидного леса.

Вооружась таким образом, решились они напасть на белого медведя, и подвиг сей с некоторою опасностью совершили удачно. Животное доставило им некоторый запас съестного; мясо им очень понравилось: они находили в нем вкус говядины, вероятно, от голода. С радостью увидели они, что медвежьи жилы можно было разделить на самые тонкие, но весьма крепкие нитки. Сие открытие доставило им тетивы и уды; и было, может быть, самое счастливое. Стрелы для них были столь полезны, что во время пребывания их на острове, они убили ими более 250 оленей и множество песцов. Мясо сих последних они также употребляли в пищу, а кожу на платье, постели и одеяла.

Но медведей им удалось убить только десять и при том с крайней опасностью; ибо зверь сей очень силен, лют и защищается с величайшей смелостью и свирепством. На первого они сами напали, а прочих убили обороняясь от них, ибо некоторые из этих животных были до того смелы, что хотели растерзать их в самом жилище и влезали даже в сени. Впрочем не все нападавшие на них медведи были равно свирепы, от природного расположения или от голода один был смелее, а другие напротив обращались в бегство от одного крику. Частые нападения сих лютых зверей содержали бедных россиян в беспрестанном страхе. За все время заключения их на острове, они, кроме мяса оленей, песцов и медведей, не имели никакой другой пищи.

Прохаживаясь по острову, нашли они случайно глину, из которой тотчас сделали сосуд для ночника: намерение их было иметь беспрестанный огонь, посредством жира убиваемых ими животных, ибо в такой стране, где ночь продолжается несколько месяцев, ужасно быть без огня; сосуд сей наполнили они оленьим жиром, и вставили в оный светильню, сделанную из рубашечных тряпиц. Но коль скоро жир растопился, то глина не могла его удержать; он вытек весь сквозь скважины. И так надлежало каким-нибудь способом поправить сей недостаток: они сделали другой сосуд, высушили его совершенно на воздухе и раскалив до красна, опустили в котел, наполненный горячим жидким тестом, и оклеили ими сосуд снаружи. Удача  сего опыта заохотила их на всякий случай сделать другой такой же сосуд, дабы никогда не оставаться без огня.

Они прилежно сбирали все, выбрасываемое морем на берег; между прочим попалось несколько корабельных снастей и пеньки; сия последняя доставила им светильни, а когда пенька вся вышла, то рубашки и брюки вместо оной употреблялись. Сими средствами они сохранили беспрерывно огонь с того дня, как в первый раз сделали ночник, что случилось вскоре после прибытия их на остров, до самого их отправления  с оного.

Износив все свое платье и обувь, они должны были изыскивать средства заменить оныя другою одеждой. В нужде делается человек на все способен; так и наши мореходцы скоро изобрели способы отвратить сии недостатки.

У них было много оленьих и песцовых кож, но они не знали, как их выделать. Наконец, по некотором размышлении, употребили следующие способы: мочили кожи в пресной коже до того, что могли легко выдергивать из них шерсть, потом мяли их руками, доколе не были они почти совсем сухи; после того поливали их растопленным оленьим жиром, и опять сильно мяли, от чего кожи делались мягки, гибки и пригодны на все их потребы; а те из них, которые им были надобны для теплой одежды, они мочили только одни сутки, потом, не выдергивая волос, выдергивали их также как и первые. Иголки делали они из проволоки, а нитки из медвежьих и оленьих  жил, разделя их ногтями на тонкие волокна.

Они благодарили Провидение, что оно послало им способы таким образом обеспечить физическое свое существование, но чем могли они утешиться в их невольном уединении? Мысль, что им суждено уже никогда не видать свое отечество, приводила их в отчаяние; а сверх того, каждый из них ужасался, когда воображал, что с ними будет, когда они лишиться своих товарищей!

Они страшились сделаться жертвой диких зверей. Более всех страдал Штурман Хилков; у него была жена и трое детей; разлука с ними и страх, что он никогда их не увидит, доводили его до крайней степени отчаяния.

На шестом году пребывания сих несчастных на острове, один из них, Федор Веригин, умер. Он с самого начала сделался очень слаб, и в последний год своей жизни чувствовал мучительную внутреннюю боль. Хотя смерть Веригина избавила товарищей его от труда ходить за ним и от горести, которую они чувствовали, видя его страдания, и не быв в состоянии помочь ему; но за всем тем она не мало их тронула. Они видели, что число их уменьшается, и живо представляли себе участь последнего: каждый из них желал умереть прежде других.

Веригин умер зимою, а потому не могли иначе похоронить его, как в снегу, в котором вырыли они глубокую могилу, чтоб медведи тела не могли вытащить. Пока горестные воспоминания, причиненные смертию товарища, были еще живы в их воображении, вдруг к неописанной их радости, 15 августа 1749 года показался корабль подле берега. Они тотчас развели огни по холмам и подняли на длинном шесте выделанную оленью кожу. Мореходцы, с корабля усмотря сии сигналы, справедливо заключили, что какие-нибудь несчастные, претерпевшие кораблекрушение, просят их помощи, и потому, поставив судно свое на якорь, прислали за ними шлюпку.

Судно сие было из Архангельска и шло к западным берегам Шпицбергена, но противные ветры, на счастье бедных россиян, принесли оное к острову, на коем они находились. Невозможно описать восторга этих людей, когда они увидели, что минута их избавления приближается. Корабельщик согласился принять их на судно со всем их имуществом, состоявшим из 50 пудов оленьего жиру и немалого количества песцов, а они за сие обязались исправлять все по их званию корабельные работы, и сверх того по прибытии в Архангельск заплатить ему 80 рублей. Они взяли с собою все свои вещи до самой малости, в воспоминание достопамятных, несчастных годов их жизни.

Сентября 28 1749 года прибыли они в Архангельск, после уединенной их жизни, продолжающейся 6 лет и 3 месяца. Они все трое возвратились в совершенном здоровье *), но долго не могли привыкнуть к хлебу, от которого делалась у них в животе боль; а крепких напитков совсем пить не могли, и довольствовались одною водою.

*) В семнадцатом веке, Голландская Ость-Индская  компания, желая сделать наблюдения над климатом Голландии и Шпицбергена, приискала несколько отважных людей, согласившихся прозимовать в вышеупомнятух странах; но в продолжение зимы оба отряда померли. Причиною сего вообще полагали нестерпимые морозы; но русские, зимуя часто на Новой Земле, а более сие три человека, доказывают, что климат здесь сносен. Должно думать, что голландцы, будучи всем нужным снабжены в изобилии, вели праздную жизнь, от которой заразились цынготною болезнью, их погубившею; Русские же, напротив того, принуждены были находиться в беспрестанной деятельности. Пр. Перев.

И в последствии времени никогда никакого известия об нем получено не было, а потому, наверное, должно полагать, что он погиб в сию ночь.

Из второй части Описания Кораблекрушения, перев. В.М. Головниным.