Автор этой публикации Николай Андреевич Зайцев провел на Шпицбергене восемь полярных зимовок, работал корреспондентом газеты «Полярная кочегарка» треста «Арктикуголь». Он действительный член Русского географического общества, участник Великой Отечественной войны, майор в отставке, давний наш автор. В свои 75 полон творческих планов, на очереди – подготовка к изданию книги «Русские на Шпицбергене». Читателям «Гудка» предлагаются главы из нее.
В начале лета 1743 года мезенский промышленник Еремей Окладников снарядил судно на остров Большой Брун (Западный Шпицберген) для ловли китов и моржей. Моряков он подобрал опытных, не раз плававших в северных водах. Штурманом был назначен Алексей Химков, человек пожилой, дельный, серьезный. Среди матросов находился его родственник Иван Химков, не раз уже зимовавший на Бруне, несмотря на свои 28 лет. Всего набрали 14 человек экипажа.
В первые дни плавание было благополучным: погода стояла солнечная, дул не особенно сильный попутный ветер. Но скоро судно попало в сплошные льды, которые увлекли его к земле, оказавшейся островом Малый Брун (остров Эдж, или Юго-Восточный).
Штурман слышал, что один мезенский промышленник устроил на Малом Бруне зимовье: привез разобранную избу и поставил ее недалеко от берега. Чтобы удостовериться в этом и ознакомиться с обстановкой, решили послать четырех человек на разведку. Выбрали самого штурмана, Ивана Химкова, Степана Шарапова и Федора Веригина. Они захватили с собой котелок, немного муки, нож, топор, ружье с 12 зарядами и отправились в путь. За одной из скал они увидели избу, очевидно, зимовье, о котором слыхал Алексей Химков. Дерево оказалось крепким, только балки немного расползлись и мох, которым был законопачен дом, выпал. Но это представлялось поправимым – мох в изобилии рос кругом.
Разведчики устали. Закусив немного, улеглись спать.
А ночью, когда весь экипаж спал, ледяное поле оторвалось от острова и стало медленно двигаться, увлекая за собой судно с оставшимися на нем десятью людьми. Утром льды разошлись так же неожиданно, как и образовались, и судно очутилось в открытом море. Теперь можно было беспрепятственно плыть куда угодно. Однако выручать товарищей команда не решилась.
Участь четверых мало беспокоила Окладникова. Он решительно отказал жене Алексея Химкова в просьбе послать корабль на Шпицберген. «В этом году уже поздно», – объяснил он. На следующее лето Окладников заявил, что ехать нет смысла, так как оставшиеся на острове наверняка погибли.
Когда четверо поморов поняли, что остались одни, их охватило отчаяние. Первым овладел собой Алексей Химков. «Судно вернется, – решил он. – В худшем случае, если не в этом году, так в будущем, надо устраиваться на зимовку».
Единственное средство не терять бодрости духа – работа, а ее было хоть отбавляй: надо было проконопатить стены, позаботиться о топливе и пище. И они принялись за дело. Начали с осмотра острова. Часть его занимали недоступные горы. Ивана Химкова, опытного зимовщика, очень обрадовала зелень в ложбинах: это была ложечная трава – превосходное средство от цинги. Двенадцать зарядов дали возможность убить несколько оленей. Когда иссяк порох, островитяне начали мастерить ручное оружие. Они подобрали на берегу принесенную течением доску с гвоздями и большой железный крюк, устроили самодельную кузницу из плоских голышей, выковали из крюка молоток. Сделали из гвоздей наконечники, которые ремнями из оленьей шкуры привязали к подобранным на берегу палкам. Так у них очутились рогатины – с ними не страшно было идти даже на белого медведя.
Видавший виды Иван научил товарищей делать самострелы, используя гибкие еловые сучья, выброшенные морем. Стрелами били оленей, которые тысячными стадами бродили по берегу, доверчиво приближаясь к человеку. Впоследствии охота на оленей спасала людей: они не только не терпели недостатка в пище, но даже заготовляли сушеное мясо.
Летом на острове собирались тысячи птиц. Линяя, они настолько слабели, что их можно было бить палками. Прибрежные воды кишели рыбой, которую ловили, опуская в воду мешок из оленьей шкуры.
Принесенный морем плавняк вытаскивали на берег, сушили и носили к избе. Зимой в печке всегда тлели засыпанные золой угольки.
Плохо было зимой: темень долгой полярной ночи действовала угнетающе. Светильник из оленьего жира больше коптил, чем светил. Особенно мрачно становилось, когда опускался туман, такой густой, что в двух шагах нельзя было ничего различить. Но они взяли за правило, несмотря на темноту и даже туман, находиться как можно дольше на свежем воздухе. Это предохраняло от цинги. Чтобы не заболеть, Иван Химков советовал, кроме настоя ложечной травы, пить свежую оленью кровь и есть сырое оленье мясо.
Все годы на острове трое были совершенно здоровы. Только Федора Веригина, неисправимого лентяя, к тому же человека мнительного и малодушного, трудно было заставить зимой выйти из избы, пить же оленью кровь он отказался наотрез. В конце концов Веригин заболел цингой и в последнюю зиму на острове умер.
Оставленные на ледовом острове и думать уже перестали о спасении. Понемногу они начали привыкать к жизни в столь необычных условиях. Однако на одной из ближайших гор на всякий случай сложили костер, чтобы поджечь его, если на горизонте появится корабль. Хотя они и научились теперь шить себе одежду, имели кров и без особого труда добывали пропитание, глубокая тоска по родине и близким людям щемила сердца.
Но их не забыли.
В 1747 году жена Алексея Химкова переехала с детьми к своим родственникам в Архангельск. Она отчаялась уговорить Окладникова послать корабль на Малый Брун, а сама не имела для этого средств. Родственники ее не сомневались в гибели оставшихся на необитаемом острове людей. Лишь одна она вопреки всем доводам рассудка (как тут не вспомнить симоновское: «Жди меня, и я вернусь…»!) хранила горячую непоколебимую веру, что муж и его товарищи живы.
Весной 1749 года она узнала, что один промышленник отправляется со своим судном на Большой Брун, пошла к нему и стала умолять зайти на Малый. Промышленник тоже думал, что их уже нет в живых, но обещал исполнить просьбу и подробно расспросил о месте высадки поморов. В свое время Химкова узнала от вернувшихся с острова все приметы места и теперь обстоятельно пересказала их.
Закончив дела на Большом Бруне, промышленник отправился на Малый Брун. Несколько дней судно шло вдоль берегов, но, кроме скал да высоких гор, ничего не было видно. С каждым часом промышленник все более убеждался, что поиски напрасны и надо возвращаться в Архангельск, тем более, что наступила осень и судно могло очутиться среди сплошных льдов. Но он не был вполне уверен, что корабль идет мимо именно тех берегов, о которых говорила Химкова. И решил обогнуть видневшийся впереди мыс, а затем уже взять курс на Архангельск. В то время, когда огибали мыс, вахтенный матрос заметил на острове дым.
Все выбежали наверх. От расположенного на горе костра ветер относил облако дыма. Через несколько минут показались трое людей в кожаных одеждах, с длинными бородами. Они бежали к берегу, громко крича и размахивая руками.
Спустили лодку. Морякам не верилось, что перед ними люди, прожившие на необитаемом острове шесть лет и три месяца! Хотели забрать их сейчас же, но у этих отшельников оказалось порядочное имущество. Они накопили шкуры 250 оленей, десяти медведей и множество песцовых. Все добро погрузили на корабль, забрали спасенных и направились к Архангельску.
Расспросам не было конца: как жили, чем питались, в чем больше всего нуждались. На последний вопрос все трое ответили в один голос: в бане! Более шести лет ни разу не пришлось как следует помыться.
Через некоторое время судно пришло в Архангельск. Узнав о приезде Шарапова и Химковых, архангелогородцы сбежались посмотреть на них. Островитяне были одеты в длинные мешки из драгоценных мехов. Когда лодка с Алексеем Химковым проезжала по Двине, на мосту находилась его жена. Узнав мужа и желая скорее увидеться с ним, она бросилась с моста в реку. К счастью, ее вытащили из воды живой и невредимой.
Царское правительство и не подумало помочь вернувшимся. Единственным вознаграждением за мужество этих отважных русских робинзонов были те небольшие деньги, которые они выручили за проданные меха.
Только академику Ле Руа приключения этих мужественных людей показались столь удивительными, что он подробно расспросил их обо всем и издал книгу в 1766 году.
Вторично она была выпущена в Ленинграде в 1933 году издательством Всесоюзного арктического института.
А в 1954 году на киностудии им. М.Горького был поставлен художественный фильм «Море студеное» об этих бесстрашных людях. В роли Алексея Химкова снимался Николай Крючков.
Comments are closed